Тут она вспомнила недавнюю встречу Соломона с Барбарой там, на дороге, и щеки ее вспыхнули румянцем. Какие сильные чувства обуревали тогда эту женщину, и как холодно и зло оттолкнул ее Соломон! Словно перешагнул через бездыханный остывший труп… Лорен заметила в его глазах только раздражение и скуку. Значит, вот каким он всегда бывал в личных отношениях?
Там, на обочине дороги, еще не осознавая того, Лорен увидела свое собственное будущее. Ее подсознание уже предвидело, что он уйдет от нее именно так, взглянув с ледяным арктическим равнодушием, и она останется одна, подобно сломанной и опостылевшей кукле, которой всласть наигрались. Но ни жизненного опыта, ни решимости признаться себе в этом у нее не хватило…
Лорен повернула к нему свою светловолосую головку, и он напоролся на ее взгляд, полный ненависти и презрения. Она так живо представила себе, как Соломон мог бы поступить, а отчасти уже поступил, что принимала воображаемые терзания за настоящие. Это заставило его побледнеть еще больше, морщинки у глаз и уголков рта обозначились резче.
— Не смотри на меня так! — непроизвольно воскликнул он и отшатнулся.
— Если не нравится, у тебя есть выход: уходи и не возвращайся.
— Не могу, — со стоном ответил он. Руки его повисли, в глазах отражалась боль. — Я люблю тебя.
Когда-то Соломон боялся привязанности к ней, а теперь вот полностью капитулировал. Лорен сомневалась, любил ли он ее раньше, но сейчас она знала наверняка: любит. Она чувствовала себя совершенно опустошенной. Боль сделала ее настолько чувствительной, что, кажется, тронь пальцем — и она закричит. Лорен не хотела видеть и принимать любовь и боль Соломона. У него не было права ни на то, ни на другое.
— Мне нет до тебя дела, — сказала она бесцветным голосом. — Уходи… Ты мне надоел.
Глава 9
Ненавижу!.
Соломон ничего не ответил и вышел. Не нужно было видеть выражение его лица, чтобы понять, что стрела достигла цели. Лорен слышала его вздох и почувствовала, как ему хочется возразить ей, но слова замерли у него на губах. Своим «надоел» она его почти уничтожила.
Совсем недавно она была доверчивым ребенком, который не испугался смуглого незнакомца, ворвавшегося в ее жизнь. Теперь, сидя на краю кровати и слушая его тяжелые шаги вниз по лестнице, Лорен испытывала дикую радость, что сумела еще раз причинить ему боль.
Тот, кто сам не испытал боли и ее страшных последствий, не может, не умеет быть жестоким. Жестокость часто порождается страданием, потребностью ответить ударом на удар. Лорен взглянула на себя в зеркало, и отражение в нем ей не понравилось. Еще несколько дней назад юная девушка, которой она считала себя, казалась ей симпатичной. Теперь она увидела в зеркале лицо взрослой женщины и вздрогнула, настолько пережитые страдания изменили ее лицо. А больше всего изменилось выражение глаз.
* * *
Лорен спустилась вниз и застала Чесси одного на кухне. Тот испытующе посмотрел на нее: все ли, мол, в порядке? Она улыбнулась, кивнула и дотронулась лбом до его плеча. Дядя неловко погладил ее по спине.
— Голодная?
Лорен взглянула на стол: салат, исходящие парком равиоли, окропленные оливковым маслом и кетчупом. И с удивлением ощутила, что и в самом деле проголодалась. Они уселись за стол и с удовольствием поужинали. Соломон не появлялся, и она не стала спрашивать, уехал он или остался.
Вместе они убрали со стола, вымыли посуду. Затем Чесси, не без колебаний, попросил ее поиграть.
Она выбрала Паганини. Нервная и чувственная, вся на последних пределах пьеса была созвучна ее настроению, в ней ощущалась противоречивость мира, его незавершенность, спор человека с самим собой. Играя, Лорен смотрела в окно, а Чесси сидел тихо-тихо, она едва слышала его дыхание. Он так явно гордился племянницей, что ей стало грустно. Как бы ей хотелось познать жажду славы, понять упоение артиста на бранном поле концертного зала! Только для того, чтобы доставить дяде удовольствие.
Когда она закончила играть, Чесси встал и молча поцеловал ее. Он был очень взволнован и хотел теперь остаться один. Кажется, дядя все бы отдал, чтобы Лорен заняла его место на сцене. Она вышла из музыкальной комнаты.
Но ведь существуют же и еще какие-то пути, думала она. Например, ей нравилось не только солировать, но и играть в оркестре. Прежде чем решить все окончательно, надо посоветоваться с Чесси. Конечно, ее основным инструментом была скрипка, но и на фортепьяно она играла, причем вполне сносно. В конце концов, она сможет преподавать музыку в школе. Только нужно будет вернуться в колледж и закончить курс, подумала Лорен с удовольствием.
Позднее она нашла дядю на кухне. Соломон по-прежнему не показывался. Она опять не стала выяснять, уехал он или нет. Вместо этого она спросила Чесси, что он скажет на то, чтобы ей еще на год вернуться в колледж, прежде чем решить, чем заняться дальше. Лицо дяди осветилось, она поняла, что он не оставил надежды на ее блестящее будущее.
— Думаю, это замечательная мысль!..
— А меня обратно примут?
Он тихонько рассмеялся.
— Ну, я думаю, мы их убедим.
Чесси еще пользовался влиянием в музыкальном мире. К тому же в колледже все хорошо знали об удивительных способностях Лорен.
— Я вполне могла бы играть в оркестре, — осторожно сказала она.
— Конечно, могла бы, — согласился дядя с кажущейся легкостью.
Но ее нельзя было обмануть. Чесси так быстро никогда не сдавался. Он надеялся, что, вернувшись в музыкальную среду, она почувствует вкус той жизни и уже не сможет от нее отказаться.
Лорен легла спать пораньше, оставив Чесси на кухне раскладывать пасьянс. На улице поднялся ветер, половицы скрипели, дребезжали окна, шум озера усилился, казалось, волны набегают прямо под окна ее комнаты. Уснула она почти сразу, убаюканная этими громковатыми звуками ветреной, почти бурной ночи.
Проснувшись, Лорен увидела, что еще темно. Ветер свистел громче, сквозняки разгуливали по дому, озеро совсем разбушевалось, в стекла барабанил дождь. Пока она спала, разыгрался настоящий шторм. Лежа в постели, Лорен прислушивалась к реву разгулявшейся стихии. Вдруг она насторожилась и села: ей слышались еще какие-то звуки. Может быть, Чесси не спится?
Она взглянула на часы: третий час пополуночи. Лорен нахмурилась. Неужели Чесси заболел? Выскользнув из постели, она накинула халат, на цыпочках спустилась вниз, открыла дверь кухни и замерла.
Соломон промок насквозь, черные волосы облепили голову, даже на лице блестели капли дождя. Он уже снял свитер и рубашку, и Лорен невольно загляделась на худое, мускулистое тело. Потом перевела взгляд на лицо и спросила:
— Где ты был? — Подошла поближе и увидела совершенно мокрые брюки и раскисшие от воды туфли. — Соломон, ты же весь вымок! Что ты делал?
