— Может быть, это сон? Мне уже снилось что-то подобное.
— В прошлой жизни… Я помню, — отозвалась Лорен, после чего Соломон ухмыльнулся и открыл глаза, в которых запрыгали чертики.
— Какое бесстыдство! — поддразнил он. — Явилась тогда ко мне в комнату и предложила себя.
— Будь у тебя хоть капелька совести, ты бы этим не воспользовался.
Соломон стал серьезным.
— Я умирал от жажды, и вдруг мне предложили воды. Разве можно упустить эту возможность?
Она прижалась к нему.
— Хорошо тогда было, правда?
— Восхитительно!
— Утром я была просто в ужасе. Помню все до мельчайших деталей, думаю, что это мне пригрезилось, однако боюсь поднять на тебя глаза…
Лорен почувствовала, что Соломон улыбается.
— Никогда не забуду, как ты посмотрела на меня, когда спустилась к завтраку. Взгляд такой робкий, испуганный, я еле удержался, чтобы тебя тут же не расцеловать.
— Я была тогда в настоящем шоке, не смела даже на тебя взглянуть.
Глаза ее заискрились смехом.
— Да, я заметил. — Он наклонился и поцеловал ее в плечо. — Ты была так хороша, что мне большого труда стоило не обнять тебя.
— Что-то я не помню, чтобы ты так себя вел…
Первый раз он поцеловал ее на следующий день после приезда. И сделал это очень осторожно — подобно тому как человек пробует на прочность лед, прежде чем ступить на него. Но Лорен не отвергла его тогда, и он решился на следующий шаг.
Прочитав по лицу все ее мысли, Соломон рассмеялся.
— Ты оказалась очень отзывчивой, моя дорогая.
— А ты очень беспринципным!
— Мне необходимо было сблизиться с тобой, — прошептал он, находя ее губы. — Я не мог без тебя. Дорогая моя, когда мы впервые встретились, то были совсем разными людьми. Теперь я другой — ты изменила меня. Встретив тебя снова и увидев, что ты меня не узнаешь, понял: если буду осторожен, то смогу найти путь к твоему сердцу. И мне это удалось. Ты встретила меня с открытым сердцем, оказалась добра и отзывчива. Я и до того уже любил тебя, но теперь полюбил во сто крат сильнее.
Лорен положила голову ему на грудь и слушала ровное биение его сердца. Некоторое время они лежали молча, их тела соприкасались. Вдруг внизу послышалось какое-то движение. Соломон застонал.
— Чесси вернулся. Ну почему он не мог задержаться еще хоть на час?
— Надо пойти вниз и все ему сказать, — со вздохом заметила Лорен.
— Думаю, он уже сам обо всем догадался.
Она рассмеялась. Конечно, Чесси догадался.
Дядя прекрасно понимал, что Лорен любит мужа, несмотря на обиду и гнев. Она могла сколько угодно говорить о возвращении в музыкальный колледж, о карьере, но Чесси, старый и мудрый Чесси, знал: все, что есть в ней живого, обращено к Соломону.
— Как бы мне хотелось не выходить отсюда еще хотя бы двадцать четыре часа. — Он бросил на нее быстрый взгляд.
— А ты выдержишь? — Лорен насмешливо захихикала и спрыгнула с кровати раньше, чем он смог схватить ее. — Ну-ка, одевайся, — сказала она строго.
— Поцелуй меня сначала, — потребовал он. Но Лорен, уже от двери, лукаво бросила:
— Увидимся внизу.
Закрывая дверь, она услышала сердитый вздох и улыбнулась. Три года, проведенные с ним, ее тоже научили кое-чему. Дикого зверя нельзя приручить, уступая ему во всем. А Соломона Кейда еще только предстояло приручить.
Чесси оглянулся, когда Лорен вошла на кухню.
— Выходит, он вернулся? — поинтересовался дядя суховато.
Она обняла его и положила голову ему на плечо.
— Это я к нему возвращаюсь.
Чесси вздохнул.
— Конечно, так я и знал. Все было ясно с того дня, как он здесь объявился.
— Он меня любит.
Он помолчал и резко ответил:
— Надеюсь, что так.
— И я его люблю.
— Да…
Голос Чесси прозвучал мягче. Он смирился. Все надежды Чесси снова были разбиты, думала она сокрушенно, но жизнь ограничивает наш выбор. Лорен уже поняла, что сделала его в тот день, когда впервые встретила Соломона.
— Это судьба, — произнесла она легкомысленно.
— Да, судьба, — согласился Чесси, но по голосу можно было определить, что он все еще не очень-то в это верит.
Из музыкальной комнаты донеслись звуки скрипки.
— Соломон, — сказал Чесси, хотя в этом не было необходимости.
Только один человек мог так играть: ярко, самоуверенно, но изысканно, со сдержанной эмоциональностью.
Лорен оставила дядю и пошла в музыкальную комнату. Соломон стоял к ней спиной и смотрел в окно, в то время как руки его уверенно двигали смычком и бегали по струнам. Лорен тихонько опустилась в кресло, и он бросил на нее быстрый взгляд через плечо. Глаза его были полны любви.
Музыка Паганини обрушилась на нее торжествующим потоком, пронизанным чистой, трепещущей нежностью. Как бы часто он ни повторял ей, что любит, он не смог бы выразить свою любовь полнее, чем сейчас. Они едва не потеряли друг друга, и в звуках, бегущих из-под смычка, Соломон изливал свою радость и успокоение. Лорен слушала. Лицо ее сияло счастьем.
