— В «Последней схватке», Игорь, потребуется сразу несколько пистолетов. Я уже дал команду реквизиторам. А пока прихвати на понедельник своего «Макарова». Используем на репетиции, сходство, что и говорить, поразительное.
II.
Накануне, в воскресенье, после ухода родных и затянувшегося застолья, Игорь Михайлович решил пройтись перед сном. Их удобно расположенный садовый участок находился рядом с городом, в каких-нибудь десяти минутах ходьбы. Стоило лишь пересечь объездную дорогу, спуститься у озера вниз, а там — рукой подать.
— Куда, Гоша, на ночь, глядя? — недовольно спросила жена, убирая со стола посуду. — Шел бы на кухню к раковине, какая-никакая польза…
— Да ведь, Танюша, еще лишь начало двенадцатого. Что касается пользы, пойду за яблоками схожу. Деревья так и гнутся от тяжести, как не помочь сердечным.
Не заходя в дом, включив на веранде свет, Милославский поставил несколько подпорок под прогнувшиеся ветви яблонь, подобрал с земли десяток крупных увесистых плодов. Добавил в полиэтиленовый пакет огурцы из парника, которые пришлось наощупь отыскивать во влажной теплой листве.
Белеющей в поздних сумерках тропой он вышел к озеру. Крупные яркие звезды во множестве, мириадами зависли над миром. Ровная, отливающая старинным серебром мерцающая гладь, отражала тысячи крошечных огней. Где-то неподалеку послышался тяжкий хлопающий всплеск резвящейся рыбы. Зачерпнув воды и освежив лицо, Игорь Михайлович вышел на шоссе. Кругом ни души. Лишь вдали, за серыми громадами домов, показался и пропал голубоватый вспыхивающий маячок автомашины.
У освещенного подъезда Милославский присел на скамейку. Взглянув на звездное небо, он почувствовал редкое умиротворение, нечто схожее с душевным покоем, редко посещавшим его в последнее время.
«Перекурю и домой», — прикинул он, расслабленно, с наслаждением вдыхая полуночную прохладу. Достав пачку сигарет, потянулся за «Макаровым», предусмотрительно, чтобы не забыть просьбу Главного, уложенного с вечера в задний карман брюк. Приятно ощутив гладкую рукоятку, Игорь Михайлович поднес зажигалку ко рту с зажатой в губах сигаретой.
В тот же миг послышался треск остановившейся машины. Яркие фиолетовые всполохи ослепили Милославского. Он вытянул руку вперед, прикрывая глаза от вспыхнувшего света фар.
— Ни с места! Бросай оружие! — раздался властный хриплый окрик. В шуме мотора двое в пятнистом камуфляже, выпрыгнув из автомашины, не слышали его ответа. Рука Милославского судорожно дернулась вниз, вставая, он инстинктивно нажал на курок. Едва над прорезью ствола вспыхнул огонек, тишину вокруг разорвала автоматная очередь.
Тело убитого наповал помрежа отбросило на скамейку. Из пробитого, разодранного в клочья пакета, по асфальту, навстречу стрелявшим, цепочкой в ответ покатились крупные красные яблоки…
Швейцарский нож
Обычно, выходя из операционной, он проверял себя. «Который сейчас час?», — подумал Иван Осипович. — Приблизительно около половины второго…»
Для Терентьева стало ритуалом, своего рода запретом не спрашивать о времени при операциях и не оглядываться на массивные настенные часы за спиной. Лишь в ординаторской, сняв халат и сменив влажную зеленоватую футболку на свежую, он посмотрел на электронные часы.
13.47. Фосфоресцирующие цифры подмигнули ему: не так уж велика ошибка, каких-нибудь пятнадцать минут. Терентьев прошел к столу, расслабился, откинувшись на спинку стула. Вокруг тишина, ни души. Хотя и время обеда, но большинство хирургов еще в операционных. Он прикинул, что самое время перекусить, выпить горячего кофе, как увидел на перекидном календаре листок бумаги.
«Ваня, срочно позвони домой», — было написано готически-высоким аккуратным почерком Виктора, их заведующего. Едва Терентьев набрал номер, как услышал встревоженный голос жены:
— Иван, придется тебе съездить в деревню. С утра соседи звонили, говорят стекло на задах выбито и наружная рама распахнута.
— Я, Наталья, в ночь дежурю.
— Подменись, тут такой случай.
— Лучше завтра утречком и поеду. Если кто действительно забрался, десяток-другой часов дела не меняют.
— Тоже верно, отдежурь спокойно. У нас и брать-то нечего.
— Пролетариату, Ната, нечего терять…, — отшутился Терентьев, повесив трубку.
В электричке Иван Осипович подремал: все-таки за сутки три операции. Все разные — ущемленная грыжа, аппендицит, язва с желудочным кровотечением. Как принято говорить — полный хирургический набор.
…Дом в деревне Бекетово он купил в 88-ом, на третьем году перестройки. За три тысячи рублей, сумма по тем временам вполне приличная. Приобретение собственной недвижимости оказалось удачным: от станции каких-нибудь двадцать минут ходу, да и сруб поставлен на совесть, лет шесть назад. Возраст для дома детский, точнее — младенческий.
Весенний день выдался ясным и солнечным. Иван Осипович с километр шел краем леса, пересек шоссе и, увязая во влажной просыпавшейся земле, задами вышел на участок. Под ногами потрескивали желтоватая трава, перезимовавшие сухие листья, но мелко-зеленая россыпь уже дерзко пробивалась вокруг. На ней задерживался, теплел взор, как и на деревьях, еще нагих, с набухающими таинственно и неудержимо, обращенными к небу тугими почками.
У задней, скрытой от людского взора стены, он увидел разбитое стекло, приоткрытую створку окна, левее разобранную кладку веранды. Терентьев обошел дом. Большой навесной замок на двери оказался целым, рядом около щеколды виднелся пятисантиметровый продольный отщеп от какого-то металлического предмета. Древесина желтоватая, не потемневшая, следовательно — свежак, недельной давности.
«Начинали с двери, а влезли через окно или подвал, — прикинул он. — Надо вызывать милицию».
Из сельского магазина Иван Осипович позвонил в райотдел.
— Заявляете? — осведомился дежурный.
— Заявляю, — торопливо согласился Терентьев.
— Тогда ждите где-то к обеду. Пока машина на происшествии.
Около часу дня на желтоватом дребезжащем газике подъехали трое. Следователь милиции, невысокая полноватая блондинка в форме капитана и двое молодых ребят в штатском. Тот, что повыше — эксперт-криминалист, другой — из уголовного розыска. Отперев замок, поскрипывающим просыпающимся крыльцом вошли в дом.
— Да-а-а-а…, — протянул Иван Осипович и, опешив, застыл в молчании.
Открывшаяся взору картина поражала вандализмом. На столе веранды, тумбочке и шкафчике для посуды в беспорядке, вперемежку с остатками заплесневевшей еды, валялись бутылки из-под дешевого вина, тарелки, грязные ложки и вилки, с десяток окурков. На дне стакана и чашек матово-коричневатыми озерцами застыло недопитое какао, разорванная пачка из-под которого лежала на полу.
Обстановка в двух других комнатах мало отличалась от увиденного. Тоже полный беспорядок, выброшенные из комода вещи, постельное белье и обувь, сваленные в груду вместе с половиками, там и сям газеты, разбросанные книги с вырванными страницами. Около распахнутой печной дверцы на железном листе раскрытая банка зеленой краски и пустая бутылка из-под растворителя. Похоже, таким варварским способом злоумышленники пытались согреться и оживить занимавшую полкомнаты русскую печь. В ней — масса пепла, несколько обгоревших поленьев.
