— Будем встречаться, как нормальные пары.
В глазах Хилды вспыхнули веселые огоньки.
— Вот именно. Начнем прямо сегодня вечером. Ты наденешь лучший наряд, и я повезу тебя на ужин в шикарный ресторан. Мама увидит, что наши отношения наладились, поэтому для нее не станет шоком, когда впоследствии она поймет, что мы с тобой не просто хорошие друзья.
— Мы возобновим их, когда оба пожелаем этого.
— Это случится сегодня же ночью или я не знаю тебя! — фыркнула Хилда.
— О нет, не думаю, — с улыбкой возразил Бертолд.
— Тебе уже надоело? — с притворным разочарованием поинтересовалась она.
— Нет. Но сегодня мама играет в бридж, она уедет в половине восьмого, так что можно будет не дожидаться ночи.
Увидев, как вспыхнули радостью глаза Хилды, Бертолд подумал, что, наверное, пора расширить ее сексуальный опыт. Нельзя, чтобы она считала, что ничего не умеет в постели. Да и не только в постели!
17
— До сих пор не могу поверить! — воскликнула Фредерика. — Бертолд пригласил тебя на свидание, а ты согласилась! Я заметила, что за последнюю неделю ты стала лучше относиться к нему. Я всегда знала, что ты в его вкусе, но даже не надеялась… не ожидала… — Она присела на край кровати Хилды и приложила ладонь к сердцу. — Да, такого я не ожидала.
Хилда, прихорашивавшаяся у зеркала, обернулась к Фредерике.
— И сейчас не стоит питать слишком уж большие надежды, — осторожно предупредила она. — Бертолд есть Бертолд.
— Но он тебе нравится, правда?
— Да, нравится.
— И, похоже, очень нравится. — В глазах Фредерики появился лукавый блеск. — Мой сынок в сексуальном плане просто зверь.
— Это уж точно, — согласилась Хилда и почувствовала, как по спине пробежала дрожь.
Слово «зверь» как нельзя лучше подходило к тому, как вел себя Бертолд прошлым вечером. Стоило только Фредерике переступить порог дома, как он тут же набросился на Хилду. Слава Богу, что Петл в это время спала наверху.
— Мы не пойдем в кровать, — прорычал Бертолд и, подойдя к Хилде сзади, крепко обнял и впился губами в ее шею.
Действительно, в этот вечер кровать им не понадобилась. Перемена места действия вызвала у Бертолда и перемену в желаниях. Ему внезапно захотелось от Хилды большего. Удивительно, но и Хилду охватило желание выполнять все его прихоти.
Ее до сих пор изумляло, как охотно она делала то, чего раньше даже в мыслях не могла допустить. И подобная раскованность вызывала у нее необычайное возбуждение, пока Бертолд занимался с ней любовью в экзотических позах и в самых различных местах гостиной. Она вела себя просто бесстыдно.
Но даже сейчас, все еще ошеломленная воспоминаниями, Хилда не чувствовала смущения. Потому что любила Бертолда. А разве можно стыдиться, когда любишь?
Но любит ли ее Бертолд?
Он этого не говорил. А если бы и сказал, то разве она поверила бы? Мужчины часто обманывают. Для них главное секс, а не любовь. Этому Хилду научили многочисленные «односторонние» любовные связи Флоры.
Однако нельзя отрицать, что она питает надежду. Как и Фредерика. Но следует быть осторожной и не позволять своим чаяниям заходить слишком далеко.
— Как я выгляжу? — поинтересовалась Хилда.
— Прекрасно, — похвалила Фредерика. — Просто замечательно!
Хилде и самой казалось, что выглядит она неплохо. У нее было мало нарядных вещей, обычно она не вылезала из джинсов и футболок, однако те, которые имелись, были самого лучшего качества.
Сейчас на ней было черное платье из немнущегося материала — узкое, облегающее фигуру, с глубоким круглым вырезом, короткое, но не слишком. В сочетании с черными туфлями на высоком каблуке и серьгами с горным хрусталем платье выглядело превосходно.
— У Бертолда потекут слюнки, когда он увидит тебя, — предупредила Фредерика. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
— Что вы имеете в виду?
— Дорогая, мой сынок не сможет долго изображать из себя джентльмена в обществе такой красивой женщины.
— Фредерика, мне двадцать шесть лет, и я прекрасно отдаю себе отчет в своих действиях.
— Но все же будь осторожна, дорогая. Я не хочу, чтобы ты испытала разочарование. Иногда мужчины ведут себя как жуткие эгоисты, говорят женщинам, что любят их, а на самом деле стремятся только затащить их в постель.
Хилда вздохнула.
— Вы правы, Фредерика. Совершенно правы.
— Твоя мать считает тебя неисправимым распутником.
Бертолд медленно опустил на стол бокал с вином и внимательно посмотрел на любимую женщину. Сегодня вечером Хилда выглядела особенно красивой, особенно желанной. Приехав с работы домой, Бертолд просто поразился переменам в ее внешности. Так преобразиться можно было только ради любимого мужчины.
Бертолд и сам в обеденный перерыв отправился в магазин и купил себе новую одежду. Понимая, что плохо разбирается в моде, он попросил элегантно одетого продавца помочь выбрать что-нибудь не слишком вызывающее и в то же время модное. Раньше Бертолда совершенно не заботило то, как он выглядит, однако ради Хилды он хотел быть неотразимым. Черт побери, хотелось, чтобы при виде его у Хилды перехватило дыхание!
И Бертолд добился своего. Но вместе с восхищением его новым обликом к Хилде вернулась тревога, вызванная недостаточным доверием к Бертолду. Подобное состояние совершенно отличалось от ее вчерашней раскованности. Она вела себя просто невероятно, была страстной до бесстыдства, полностью доверилась ему. И у Бертолда появилась надежда, что подобное поведение Хилды означает, что он пробудил в ней нечто большее, чем просто сексуальное желание. За этим наверняка последует любовь, надеялся он.
И вот, похоже, его надежды рушатся. И все из-за его матери, которая, по идее, должна бы поощрять их с Хилдой отношения, а не мешать им. Бертолд решил, что, вернувшись домой, поговорит с матерью, пока она своими разговорами не натворила чего похуже.
— Наверное, это все из-за отца, — осторожно возразил он. — Но мама ошибается. Я не распутник, а просто дурень, который наконец-то очухался.
— Что ты хочешь этим сказать?
Бертолд устремил на Хилду твердый взгляд и решил все выложить смело и без обиняков.
— Я собирался сказать тебе об этом несколько позже, но дело в том, что я влюбился в тебя. Бесповоротно.
У Хилды был такой вид, что, казалось, она готова упасть в обморок. Руки сильно задрожали, и немного вина из бокала выплеснулось на белую льняную скатерть.
— Ты… ты шутишь, — пролепетала она дрожащим голосом.
