А Малколм? Он отнюдь не был глуп и, вероятно, скоро понял, что сердце его молодой красавицы жены ему не принадлежит.
Рэйчел вспомнила, что мать всегда была как-то особенно нежна с Викторией, а отец относился лучше к ней, чем к Виктории.
Рейчел не осуждала мать. Возможно, Марибель попала в такое отчаянное положение, что выбирать не приходилось — беременная, без средств к существованию. И когда Малколм бросил ей спасательный круг, она уцепилась за него.
Рэйчел снова заметила сходство ситуаций. Чем ее мать, вступившая в брак по необходимости, отличалась от нее, только что сделавшей то же самое?
Она подумала о цене, которую заплатили ее родители, и поняла, что ценой была жизнь — с нервозностью, недоверием, скандалами, недовольством всем и вся.
Вошел Дэймон, и она испуганно взглянула на него.
Рэйчел увидела совсем не того Дэймона, которого знала. Тот Дэймон жонглировал стаканами, смеялся с ее дочкой и смотрел на нее с такой беззащитной нежностью. Сейчас перед ней был отстраненный незнакомец.
Он сел и серьезно посмотрел на нее.
— Пожалуйста, не говори мне плохих новостей, я не выдержу, — взмолилась она.
— Я хочу сообщить тебе хорошую новость.
— Мне нужна сейчас любая хорошая новость.
— Филип случайно вскрыл письмо из издательства.
Он протянул ей письмо. Рэйчел взглянула на Дэймона, затем на письмо, взяла его, пробежала глазами, перечитала и, не веря, прочитала опять. Она почувствовала, как радость наполняет ее, и улыбнулась. Ей захотелось обнять Дэймона, закружиться с ним по комнате.
— Значит, я могу продать книгу? — спросила она.
— Да, — ответил он, глядя на нее так, будто пытается стать счастливым и не может.
— Дэймон, в чем дело? Ты что-то узнал о Виктории?
— Нет, ничего нового. Я бы сразу тебе сказал.
Он смотрел на нее так, будто хотел запомнить ее лицо, словно прощался с ней.
Рэйчел охватил страх. Вернулась уверенность, вынесенная из детства: все хорошее скоро кончается.
— Рэйчел, я думаю, мы сделали ошибку. Нет, не мы, я. Я сделал ошибку.
Она сидела неподвижно. Разве она не знала с самого начала, что такой момент когда-нибудь наступит? Она просто не ожидала, что он наступит так скоро.
Конечно, она ему не пара. В любую минуту ее отец мог оказаться похитителем.
Дэймон мог бы жениться на принцессе, на герцогине, на леди, и его мать, вероятно, успела ему все объяснить. Мог бы жениться на женщине, в чьем прошлом, освещенном ослепительными прожекторами прессы, не окажется лифтера из Канады, любившего сигареты со странным запахом.
Но почему так болит сердце? Она же так мало знает о сидящем перед ней человеке.
Чтобы все узнать о нем, нужно время.
Но она сердцем приняла его, потому что сразу поняла, какой он, с первого момента поняла его прекрасную душу.
— Рэйчел, я был так несправедлив к тебе.
Она не осмеливалась говорить.
Он смотрел в сторону, на ее спящую девочку.
— Я был эгоистичен и приношу свои извинения.
Она молчала, глядя в альбом, лежащий у нее на коленях, будто искала в нем ответа. Будто альбом мог подсказать ей, что делать, чтобы избежать надвигающейся на нее катастрофы.
— Рэйчел, я думал, что нужен тебе. — Дэймон кивнул на письмо. — Я хотел с твоей помощью решить свою проблему и помочь тебе решить твою. Я был не прав. Письмо из издательства означает, что все твои проблемы могут быть решены без меня.
Слова звучали красиво, почему же они так сильно ранили ее? Конечно, его слова — часть его королевского воспитания. Конечно, его учили выходить из неудобных ситуаций с элегантностью. Даже с шиком.
— Я хочу, чтобы ты оставалась здесь так долго, как захочешь, — сказал он нежно. — По крайней мере до тех пор, пока Виктория не будет спасена. Потом у тебя будет тот коттедж. У тебя и Карли.
А ее разбитое сердце не имеет значения, подумала Рэйчел с горечью.
И вдруг поняла, что любит его.
Будет, конечно, лучше, если все закончится теперь. Иначе нежданная любовь будет расти.
И что случится с нею, когда он не ответит на эту любовь?
Нет, Дэймон прав: всем будет лучше, если их отношения закончатся как можно раньше.
— Помнишь, ты назвала мой мир тюрьмой? Какой же мужчина приглашает женщину в тюрьму? Я подумал, как журналисты будут охотиться сначала за тобой, потом и за Карли, и понял, что причинил тебе серьезный вред.
Конечно, пресса начнет травить ее, когда все станет известно о ее отце и сестре. Она не хотела быть причиной его позора.
А Дэймон все говорил. Речь была гладкой и искренней, немного утомительной, но Рэйчел уже не могла уловить значение слов. Вся ее энергия уходила на то, чтобы сохранять спокойствие, чтобы улыбаться ему, чтобы не расплакаться.
Фотоальбом выпал из ее обессилевших пальцев. Она посмотрела на него, и ей захотелось истерически смеяться.
Дэймон нагнулся, чтобы поднять альбом, и нахмурился, внимательно разглядывая фотографии. Одна особенно заинтересовала его.
— Рэйчел, — сказал он наконец, — посмотри на этот снимок. По-моему, он заслуживает внимания.
Она взглянула в альбом.
— О, моя любимая фотография! Она сделана очень давно, когда Джинджер была еще щенком. Отец хотел сделать из нее охотничью собаку. Здесь она дремлет на солнце, пока фазан прогуливается рядом с ней. Я всегда хотела послать этот снимок на конкурс.
Рэйчел еще что-то бессвязно говорила, пытаясь казаться жизнерадостной.
— Взгляни на фон, — сказал Дэймон мягко.
Она бросила на него смущенный взгляд и снова посмотрела на фотографию. И замерла, хватая ртом воздух. Собака лежала рядом с крыльцом хижины, сложенной из грубых бревен. На одном из бревен висело старое ружье.
Рэйчел подняла взгляд па мужа, встала и пошла туда, где оставила плотный конверт от Лэнса. Взяла фотографии, и они начали изучать их вместе, сравнивая детали фона.
Сомнений не было.
— Вот где твоя сестра, — сказал он, и его рука накрыла ее руку.
И затем он сделал то, чего ей так хотелось еще тогда, когда она узнала об ответе из издательства.
Он подхватил ее за талию, поднял в воздух и радостно закричал:
— Виктория нашлась!
Они рассмеялись, и Рэйчел подумала, как она счастлива, что он смеется вместе с ней. Ей стало горько и сладко одновременно. Как же ей хотелось, чтобы время остановилось и момент их радости длился вечно!
Когда дни станут мрачными и одинокими, а зима — слишком холодной, она будет вспоминать этот момент, в котором навсегда останутся свет и тепло от радости и любви.
