Мадж весело рассмеялась.
— Ну, в этом нет ничего таинственного. Вспомни, приходилось ли тебе видеть рыжих, одетых в красное?
— Нет, что-то не припомню, — ответила Тилли и направилась в примерочную. — Платье сидит на мне как влитое, — сказала она, примерив платье. Я беру его.
Оплатив платье, Тилли потащила Мадж в магазин, где продавалось женское белье, чтобы подобрать шелковое белье в тон новому платью. Пока Тилли перебирала шелковое и атласное белье, размышляя, какое выбрать, Мадж подошла к полкам, где были выставлены коробки с носовыми платками.
Ее внимание привлекла открытая ярко-розовая коробка в виде сердца с шелковыми носовыми платками. Мадж машинально выбрала красный платок и поднесла его к лицу — у платка не было того тонкого аромата ванили, какой исходил от платков ее матери.
От этой мысли у нее застучало в висках, ноги подкосились.
Ее мозг изнемогал от нахлынувших воспоминаний.
Когда умерла мама, ей было всего двенадцать лет.
Убитый горем отец велел домоправительнице собрать и запаковать все вещи покойной жены. Когда Мадж пришла в спальню матери, то там не осталось ни одной ее вещи, все уже отнесли в одну из благотворительных организаций. Все, кроме единственного красного шелкового платочка с монограммой, который лежал в ящичке маминого бюро. Красивая изящная буква V, вышитая в уголке, извещала о том, что эта вещица принадлежала Вирджинии Хейз.
— Мадж!
Голос Тилли напомнил ей тоскливые годы, проведенные в школе-интернате, куда ее поместили по настоянию мачехи. Затем ссора с отцом, когда она поступила в школу искусств в пригороде Нью-Йорка.
Потом ненавистная работа секретарем и первые пять романов, которые ей удалось продать издателям.
Отец был ею снова недоволен, так как презирал детективы, и тем более шпионские триллеры.
Она почувствовала, как кто-то взял ее за руку и подвел к розовому бархатному дивану около примерочных.
Тилли усадила ее на диван, а сама встала рядом.
— Мадж, что случилось? — с тревогой спросила она.
Мадж недоуменно огляделась, потом посмотрела на Тилли.
— Меня зовут Мэнди, — с трудом проговорила Мадж, еле ворочая сухим от волнения языком.
— Что?
— Мэнди — это уменьшительное от Аманды.
Когда я была маленькой, так меня звала Элла, домоправительница моего отца.
— О господи, ты вспомнила! — еле слышно прошептала Тилли.
— Да, вспомнила. И мою квартиру в Нью-Йорке.
И почему я оказалась на складе лаков и красок две недели назад.
Тилли погладила ее по руке.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила она, глядя на Аманду круглыми от удивления глазами.
— Сейчас я в шоке, но это пройдет, — сказала Аманда и жалобно улыбнулась.
— Я не сомневаюсь.
— Ты не могла бы проводить меня домой?
— Может, лучше в больницу? — спросила Тилли, пристально глядя на бывшую Мадж, а теперь уже Аманду. — Шок — дело серьезное.
— Нет! — сказала та столь решительным и громким голосом, что продавцы обернулись и посмотрели в их сторону.
Аманда хотела подняться, но у нее дрожали ноги.
— Мне необходимо срочно увидеть Кэйла.
Тилли достала из сумки бутылку воды и протянула ее Аманде.
— Пей и пойдем.
— Иди заплати за белье, а я подожду тебя здесь, сказала Аманда, открывая бутылку и с жадностью глотая воду.
Когда Тилли вернулась, Аманда немного пришла в себя, во всяком случае, ноги не дрожали и в ушах не звенело.
— Я никак не пойму, — сказала Тилли, когда они вышли из магазина женского белья, — кто же тогда Мадж Лярю?
— Это героиня моего очередного романа, — смущенно ответила Аманда.
Глава четырнадцатая
Кэйл заметно нервничал, когда они с Брэди перешагнули порог неприметного домика, стоявшего на одной из улиц самого старого района Санта-Моники. В доме стоял застарелый запах нафталина, мастики для мебели и — Господи, спаси их души! — смерти.
— Она там. — Женщина лет сорока, с заплаканными глазами и с мокрым платком в руке, кивнула в сторону коридора. — С ней мой отец.
Кэйл понял и пошел прямо в спальню. Вероятно, именно эта женщина позвонила им в Тринитистэйшн через десять минут после окончания их с Брэди дежурства и сообщила, что у восьмидесятичетырехлетней онкологической больной, Шейлы Имс, появилась такая острая боль в легких, что не дает ей дышать. Он и Брэди решили, что поедут к больной сами, вместо того чтобы посылать своих сменщиков.
Кэйл подошел к больной, поставил саквояж с медицинским снаряжением на пол и сел на край постели. Брэди и дочь Шейлы остались чуть позади и говорили между собой шепотом.
— Как вы себя чувствуете, Шейла? — спросил больную Кэйл.
Она едва заметно улыбнулась, но ее ясные зеленоватые глаза смотрели на Кэйла с пристальным вниманием, несмотря на затрудненное дыхание и ужасные хрипы в легких.
— Я никуда не поеду, — поспешила предупредить она.
Кэйл сразу определил, что ее нужно немедленно отвезти в больницу, не только из-за повышенной температуры и слабого пульса, но и из-за пониженной функции легких.
Он взял ее за исхудавшую руку и сказал с улыбкой:
— Может, вы все-таки согласитесь поехать с нами в больницу?
— Нет, не сегодня, — ответила она.
Кто-то подошел к Кэйлу и положил ему руку на плечо. Он обернулся и увидел мужа Шейлы.
— Оставьте все как есть, — сказал он и грустно посмотрел на свою умирающую жену. — Значит, пришло ее время.
Кэйл решил не сдаваться. Что значит «пришло время»? Только не на его часах! Его работа как раз и состоит в спасении людей, и он выполнит свой долг!
— Мне кажется, что вы не отдаете себе отчет в том, что говорите, — попытался объяснить он мужу Шейлы.
— Я прекрасно все понимаю, — возразил ему старик. — Моя жена хочет остаться дома.
Кэйл осторожно выпустил руку Шейлы и встал.
Он подал знак Брэди, чтобы тот остался наблюдать за больной, а сам вышел с ее мужем в коридор, чтобы Шейла не могла их подслушать.
— Мистер Имс, вашу жену нужно срочно отвезти в больницу. Ее состояние критическое. Если мы сейчас же не отвезем ее в больницу, вы ее потеряете.
— Как я могу потерять ее, если она навечно в моем сердце? — тихо проговорил старик.
— Тогда зачем вы позвонили в Службу спасения? — спросил Кэйл, с трудом сдерживая раздражение.
— Это не я. Это моя дочь.
