Мейсон терпеливо дождался, пока она вытрет глаза и посмотрит на него.
– Насколько мне известно, вы исключительно грамотная и квалифицированная машинистка?
– Я стараюсь…
– И вы работали в моей конторе в интересующий нас день?
– Да.
– Вы разбираетесь в драгоценных камнях?
– Не особенно.
– Но вы смогли бы отличить настоящий камень от поддельного?
– Не надо быть экспертом, чтобы понять, что у меня в руках были великолепные бриллианты чистой воды. Я увидела это с первого взгляда.
– Вы купили эти камни у моего подзащитного?
– То есть как это купила?
– Заплатили вы ему за них? Вы за них как-то рассчитались?
– Нет, конечно, – возмутилась она.
– Заплатили ли вы за них мистеру Ирвингу?
– Нет!
– В таком случае вы знали, что эти камни вам не принадлежат?
– Мне их дали!
– Значит, вы считаете их своими?
– Я была уверена, что попалась в ловушку. Я не сомневалась, что эти люди обвинят меня в том, что я забралась к ним в контору и украла бриллианты. Чьим словам поверили бы скорее, моим или их? Ведь я понимала, что они не могли дать мне два таких камня только за то, чтобы я не рассказывала про нашу переписку.
– Вы говорите, что они дали их вам. Вы получили их от Джефферсона или от Ирвинга?
– От мистера Ирвинга.
Мейсон с минуту внимательно изучал ее.
– Вы начали переписываться с моим подзащитным, когда он находился в Африке?
– Да.
– И вы писали ему любовные письма?
– Эти письма не были любовными.
– Содержали ли они нечто такое, из-за чего вы не хотели бы показать их присяжным?
– Это были глупые письма, мистер Мейсон. Пожалуйста, не приписывайте им того, чего в них не было.
– Я вас спрашиваю о характере этих писем, – повторил Мейсон.
– Это были ужасно глупые письма.
– Можете ли вы сказать, что они были неосторожными?
– Да, я бы так сказала.
– Вы хотели получить их обратно?
– Я чувствовала себя круглой дурой в этой истории.
– И поэтому хотели получить их обратно?
– Да, очень хотела.
– И для того чтобы получить их, готовы были пойти на преступление?
– Я хотела получить назад свои письма.
– Пожалуйста, ответьте прямо на мой вопрос. Вы готовы были совершить преступление, чтобы получить их?
– Я не знала, что войти в помещение и взять собственные вещи считается преступлением.
– Как вы полагаете, является ли противозаконным использовать отмычку для того, чтобы войти в чужое помещение и забрать оттуда какие-то вещи?
– Я просто пыталась раздобыть свои собственные вещи.
– Значит, по-вашему, пользоваться отмычкой, чтобы проникнуть в чужое помещение, не является противозаконным?
– Я… я не советовалась по этому поводу с адвокатом.
– Где вы раздобыли ключ, которым открыли дверь?
– Я не говорила, что у меня был ключ.
– Но вы же признались, что вошли в контору в то время, когда Джефферсон и Ирвинг были в отлучке?
– Ну и что, если я это сделала? Я же пришла туда за своими вещами!
– Если у вас был ключ, чтобы открыть дверь, кто вам его дал?
– А где обычно берут ключ?
– В мастерской.
– Возможно.
– Так вы заказали ключ в мастерской?
– Я не стану отвечать ни на какие вопросы по поводу ключа.
– А если суд обяжет вас на них ответить?
– Я откажусь на том основании, что любые мои показания в отношении того, как я вошла в эту контору, дискредитируют меня.
– Допустим. Но поскольку вы уже признались, что проникли в помещение этой конторы, вам поздно пользоваться своими конституционными правами.
Гамильтон Бергер вскочил с места и разразился продолжительной речью о праве любого гражданина отказаться отвечать на те вопросы, которые могут в какой-то мере причинить ему вред. Но на этот раз судья Хартли не стал даже слушать его и предложил Мейсону продолжать допрос.
– Будьте добры назвать имя того человека, который снабдил вас ключами, с помощью которых вы сумели проникнуть в помещение конторы.
– Не назову.
– Почему?
– Потому что, как я уже говорила, это опорочит меня. Я использую свое право не отвечать на такие вопросы.
– Вы обсуждали этот аспект своих показаний с окружным прокурором?
– Да.
– И оговорили с ним тот момент, когда вам зададут вопрос о ключе?
– Да.
– Сделали ли вы какое-либо заявление окружному прокурору или он посоветовал вам отказаться отвечать на этом основании?
– Я… ну-у… я же знаю свои права.
– Но ведь минуту назад вы заявили, что не знали, что забраться в чужое помещение, чтобы изъять оттуда собственные вещи, является преступлением?
– Просто я считала… я знала, что на этот счет существует соответствующий пункт в законе. Как я теперь понимаю, прокуратура… в общем, мне объяснили, что помещение, предназначенное для приема публики, не то же самое, что частные владения. И поскольку письма принадлежали мне…
Мейсон улыбнулся:
– Теперь, мисс Иордан, вы нам объясняете, что не нарушили никакого закона, забравшись в эту контору?
– Нет.
– Это все же было правонарушением?
– Просто теперь мне стало ясно, что при данных конкретных… Одним словом, я отказываюсь отвечать на ваш вопрос на том основании, что это может меня дискредитировать.
– Подводя итог, можно сказать, что окружной прокурор посоветовал вам придерживаться той позиции, что это все же было преступлением, и поэтому вы имеете право отказаться отвечать на некоторые вопросы, если я их задам?
– Мы говорили на эту тему.
– И именно окружной прокурор посоветовал вам не отвечать на кое-какие мои вопросы при перекрестном допросе?
– Да. Я заранее решила не отвечать на некоторые вопросы.
– И он же подсказал вам, что при этом вам выгодно сослаться на закон о неприкосновенности личности и праве каждого не оговаривать себя?
– В известной мере – да.
– Так… Когда вы выходили из той конторы, у вас было два бриллианта?
– Да.
