– Рано или поздно дерьмом становится кто угодно. Во всяком случае, любой, кто не помер в детстве, лет до одиннадцати. Просто кто-то становится бо́льшим дерьмом, кто-то меньшим. А кто-то становится дерьмом, даже и не повзрослев, вроде тебя например.
Женщина быстро и радостно перевернулась, взгромоздив на мужчину все одеяло и простыни, и прыснула со смеху.
– Что тебя так развеселило?
– То, что я это сказала. А ведь это правда! Сказала и сама удивилась. Твоя детская непосредственность плавно перейдет в старческий маразм. Ведь чистая правда же! Спроси кого хочешь. Ты же собственного зада от кротовой норы не отличишь, а ходишь, щеки надуваешь, выдумываешь что-то великое, что-то все пишешь, доискиваешься какой-то ясности… Ты либо родился взрослым, и тебе пришлось впасть в детство, чтобы дерьмом стать, либо родился дерьмом, так что тебе и взрослеть не пришлось, чтобы стать им, – в этом я пока не разобралась.
– Очень остроумно.
– А что, вот ты любишь правду. Попробуй скажи, что это не правда.
– Отчасти правда, но только отчасти. И даже если по большей части это правда, тут ты упускаешь то, что если это правда обо мне, то о других это еще большая правда.
– Всему виной твое паршивое эго. Может, других это не очень-то и касается. Откуда нам знать? Может, они об этом вообще даже не думают.
– Вот и я о том же. Если бы им это хоть раз пришло в голову, если бы они захотели и смогли рискнуть, задумавшись над этим, наверняка вышли бы из подобной передряги в куда худшем виде, нежели я.
– Ага, и кто получается умнее, ты или они? Явно они, и ты это знаешь. Им это вообще на фиг не нужно! Зачем им поднимать все эти вопросы, раз все равно выяснится, что они дерьмо?
– К этому обязывает прогресс, – сказал мужчина. – Прогресс и модернизация – этому подвержены даже сигареты, которые вдруг сделались на дюйм длиннее.
– Как что вдруг сделалось на дюйм длиннее? – Захихикав, она влезла на него верхом. – Давай-давай, соберись, хочу, чтобы ты снова стал ласковым. Что такое сигаретная фабрика? Та же тюрьма, наказание, разве нет? А миллион долларов? Сплошные праздники, не так ли? И кто там, интересно, задерживает мои праздники?
– Может быть, мальчик? Тебя бы разве не обрадовало, если знать, что их задерживает мальчик?
– Вот так-то лучше. Таким ты мне больше нравишься. Сразу стал ласковый. Я же вижу тебя насквозь – вместе со всем, что скопилось в твоей башке: битые бутылки, ржавые колеса и жалкие, иссохшие репьи, притворяющиеся розовыми кустами, а ты между ними ходишь, все что-то ищешь. Так и вижу, как ты, заметив на высохшем колючем стебле что-то похожее на бутон цветка, про себя думаешь: «Бог ты мой, вот проклюнулась истинная вещь, новая вещь, ну наконец-то! Вот наконец и красота, дождались! Может быть, из этого выйдет само совершенство, во что бы оно ни вылилось.
– Неправда, внутри моей головы старый город на берегах Евфрата, и растут там вовсе не репьи и бурьян, а оливковые деревья и виноград. Во снах я там бывал много раз, и там я чувствую себя дома. По большей части там теперь пустыня и руины, но зато какие великолепные!
– Вот. Это уже ближе к делу. Зачем было нести чушь про сигарету, которая будто бы становится на дюйм длиннее? Лжец, лжец!
– Ты что, не веришь, что я действительно все это видел?
– Ты все это выдумываешь прямо на ходу. Когда-то, наверное, увидел в учебнике древней истории фотографию раскопок доисторической бакалейной лавки, в ту же ночь эта фотка тебе приснилась, и с той поры ты решил: «Ах, какой я утонченный, благородный мальчик, у меня благородные сны и благородное прошлое».
– А ты, конечно, знаешь, как все это было и с чего началось. Тем не менее это правда, во сне я и впрямь бываю в древних городах. Помню, однажды все бродил по брошенному зданию, которое когда-то стояло на берегу моря. Это был самый красивый сон в моей жизни. И пусто – ни людей, ничего…
– А что же случилось с городом на берегах Евфрата?
– С каким городом? А, ну его я, может, и выдумал. Или нет – думаю, просто переместил наш город на берега Евфрата, туда, где из века в век жил мой народ.
– Ай, ну тебя с этим твоим народом. Можно подумать, он дал миру что-то хорошее. Вы хоть что-нибудь изобрели? А то ведь так и пришлось человечеству ждать бедного пацана, которого нещадно драли за уши, пока он не изобрел электрическую лампочку, и фонограф, и все прочее. Это даже я знаю, в школе проходила. Всего один человек, вообще непонятно из какого народа выйдя, изобрел вообще все на свете. А из твоего народа кто-нибудь что-нибудь изобрел?
– Говорят, мой прадедушка Хайг Рыжий строил красивые дома из камня.
– Это что, его настоящее имя?
– Настоящее.
– А почему у него такое странное имя?
– Чем оно странное? У него были рыжие волосы.
– Не было.
– Были.
– Я всегда думала, что в той части света волосы у всех бывают только черные.
– Ну, у большинства. А вот у него волосы были рыжие, вот его и звали Хайг Рыжий.
– Но у тебя-то волосы не рыжие!
– У меня нет, зато у тебя да, поэтому Джонни, может быть, вырастет рыжим. Твой рыжий цвет волос мне очень помог.
– Помог в чем?
– Помог решить, что ты как раз подходишь.
– Подхожу для чего?
– Чтобы мы легли в кровать, проговорили всю ночь и ты стала матерью Джонни.
– Это ты тогда думал о таких вещах?
– А ты будто об этом не знаешь! Разговор об этих вещах у нас возникал каждый раз, когда мы бывали вместе. Что с тобой? Тебе память отшибло?
– Вот оно что! Просто я думала, ты мне так мозги пудришь – ну, чтоб я стала расслабленной и доступной, чтобы меня было проще оприходовать и все такое. Всерьез я это никогда не принимала. Ну а, допустим, не было бы у меня рыжих волос, и что тогда?
– Тогда я мог решить, что ты мне не подходишь.
– Но волосы у меня могли быть и крашеные. Те бе-то откуда знать? Это дело нехитрое. Откуда ты мог знать, что я не крашу их при каждом визите в парикмахерскую? С тем же успехом у меня могли быть и черные волосы. И ты бы поп-па-а-ал!
– Слушай, женщина, не надо так говорить! Я знал: у матери моих детей волосы будут рыжие!
Женщина резво перевернулась и стала подкапываться, заползая под него.
– Ну ничего, – сказала она. – Ты, главное, будь нежен и ласков, но, честно говоря, в такие моменты я думать перестаю и несу вообще незнамо что…
Глава 27
– А интересно, есть в этой квартире какая-нибудь еда? – сказала женщина.
– Нет, если Марта не положила что-нибудь в холодильник.
– А ты ее просил?
