— Очень хорошо, матушка.
— Так вот, представь себе, что когда я отправлялась в Польшу, я разговаривала только по–немецки, если конечно не считать нескольких польских фраз, которым меня в спешке обучили, когда выяснилось, где мне предстоит жить. Но уже через год я научилась свободно говорить по–польски, а еще через два и по–русски, поскольку мы согласно договору об унии жили то четыре года в Польше, то четыре года в Литве. Александр писал мне, что ты быстро научилась польскому…
— Да, матушка, мне было не очень трудно, поскольку я часто подолгу засиживалась в библиотеке моего батюшки, и уже тогда читала и понимала по–польски, но одно дело читать, а другое говорить, и я специально просила Александра, чтобы он разговаривал со мной только по–польски, хотя он прекрасно владеет русским.
— Ты — умница, я наслышана о твоей образованности. Я была на вашей свадьбе и хорошо помню этот уникальный случай, когда бракосочетание вели два священнослужителя — католический со стороны моего сына и православный — с твоей. Это было очень красиво, но позволь тебя спросить, моя дорогая: нет ли у тебя намерения, пусть не сразу, не сейчас, позже, перейти в католичество?
Елена опустила голову, затем подняла ее и твердо сказала:
— Нет, матушка, я выросла и воспиталась в православии, а кроме того, я обещала батюшке и матушке сохранить нашу веру.
Королева ласковым движением прикоснулась к голове Елены, будто хотела погладить ее, как гладят по головке детей.
— Я очень хорошо понимаю тебя. Но…. Видишь ли…. Пока вы живете здесь, в Литве, это нормально, — более того, с точки зрения державной это даже очень хорошо. Большая половина населения княжества — православная и ваш брак с Александром как бы показывает им, что две христианские церкви могут жить в любви, как живут в любви люди, принадлежащие к разным конфессиям. Однако…. Однако…. Никогда не известно, что может случиться в жизни. Все мы смертны, в мире царят войны, гибельное моровое поветрие косит людей сотнями тысяч…. Если вдруг случиться так, что Александр станет королем католической державы, то тогда тебе придется перейти в римскую веру, иначе ты не будешь королевой, а… в лучшем случае просто женой короля.
— Меня вполне устраивает эта роль, — тихо сказала Елена. — Я не могу нарушить свое слово, иначе я не буду уважать саму себя, а что уж тогда говорить об уважении к супругу и другим людям.
— Конечно, дорогая, это твоя жизнь и ты должна жить так, как тебе подсказывает совесть, — сказала Елизавета и вздохнула.
Быть может хорошее образование и верность данному слову, которые так хороши для обычного человека — не всегда являются достоинствами коронованных особ, или тех, кому уготована корона…
— Ну что ж, моя дорогая, — казалось, решила переменить тему королева, — у тебя всегда остается еще одно сильное оружие, при помощи которого мы можем влиять на наших мужей, сколько бы корон они не носили — ты понимаешь, о чем я?
— Должно быть, вы имеете в виду детей матушка? — полувопросительно сказала Елена, и глаза ее наполнились слезами. — Вы наверно знаете, что у меня…. Два раза…
— Да, да, деточка, знаю, однако, не волнуйся, — ласково успокоила ее Елизавета, пожимая руку, — не следует отчаиваться. Ты еще так молода, у многих женщин дети появляются не сразу…. У Александра хорошие медики и я, когда вернусь, постараюсь прислать вам из Европы еще лучших. Я говорю это к тому, что, быть может, мы никогда больше не увидимся, и я хотела бы сказать тебе, исходя из своего опыта: поверь, ничего так не привязывает мужчину, а тем более монарха, как наследники, которых ты можешь ему подарить.
— Я знаю, матушка, — прошептала Елена и смахнула слезу, выкатившуюся из ее глаза.
— Я надеюсь еще дожить до того времени, когда смогу принять из твоих рук моего очередного внука, дорогая доченька.
Королева поцеловала Елену в лоб.
Елена поняла, что самое главное уже сказано и теперь остались лишь любезные пустяки, о которых говорят на прощанье…
Июль 1497 г.
… Медведев очень любил возвращаться домой с дежурства во дворце великой княгини пешком.
Он так много дней своей жизни провел в седле, что пешие прогулки стали теперь доставлять ему неизведанное до сих пор удовольствие.
Василию нравилось наблюдать вечернюю жизнь литовской столицы, слышать выкрики продавцов, призывный смех уличных девушек, цокот копыт по каменной недавно проложенной мостовой, вдыхать густую смесь запахов — аромата цветов с лужаек, ладана из храмов и мочи из журчащих вдоль тротуара ручейков, стекающих в грязноватую Вильняле, которая вон там, неподалеку, за кафедральным собором, мутной темной полоской впадает в широкий быстрый и голубой Нярис, медленно и постепенно растворяясь в нем…
Во дворе Василия, как всегда встретили радостными возгласами дети, которых теперь было здесь много — к пятерым собственным добавились еще трое Кудриных…
Дело в том, что некоторое время назад Медведев приказал выстроить внутри своего огороженного высокой стеной из красного кирпича участка, оплачиваемого на время его службы из казны Великой княгини Елены, еще один дом поблизости от входных ворот, — поменьше собственного, но вполне пригодный для жизни семьи. В этот дом он и поселил Алешу с Верой и тремя детьми — 11-летним Иванцом, как его ласково называли родители, и двумя девятилетними девочками–близнецами Машей и Дашей. Случилось так потому, что Вера, которая вначале ревностно охраняла Великую княгиню Елену, почувствовала, что ее тайная должность стала ненужной, поскольку последние годы показали: никакой опасности для Великой княгини нет, муж ее любит, и окружена она доброжелательными людьми, которых сама выбрала. Алеша тоже находился в неком подвешенном состоянии, находясь формально на службе у Медведева, но, не выполняя никаких особых задач. Испросив разрешения у Великой княгини Елены и получив ее согласие, Медведев посоветовался с супругой, и они решили поселить Кудриных в своем дворе, с тем, чтобы и Аннице не было одиноко в долгие часы отсутствия Василия, и за детьми присмотреть было кому. Да и помощь в домашних работах для Анницы, как–никак привыкшей в Медведевке к большому количеству дворовых девушек, выполняющих различные работы, была бы вполне уместной.
Во время ужина Медведев заметил, что Анница чем–то расстроена.
— Что–нибудь случилось, любимая? — спросил он.
— Нет, дорогой, все в порядке, но меня немного беспокоит странное состояние Варежки. Мы виделись с ней сегодня, и у меня сложилось такое впечатление, что на душе у нее какая–то тяжесть. Она пожаловалась мне на одиночество — ведь она так любит Андрея, так привязана к нему, а он вообще редко бывает дома, а в последнее время стал возвращаться очень поздно, а то и вовсе не ночевать и, хоть она этого не говорит, но я чувствую, что какие–то нехорошие мысли появляются у нее.
— Но Варежка, как и ты, прекрасно знает, что сейчас у нас очень напряженный период: в гостях находится вдовствующая королева, Александр хочет, чтобы его матушка повсюду появлялась в окружении большого числа стражи, так что у Андрея работы стало в несколько раз больше чем обычно. Нет ничего удивительного, что он приходит поздно, я уже не говорю о том, что у нас, как ты знаешь, часто бывают и ночные дежурства…
