Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 39
– Я, Юра, вот чего не пойму. Отчего такая двойственность? Машка – близнец по гороскопу.
– И в этом суть. Близнецы – это два в одном. Откуда пошло? Влюбился Зевс в жену спартанского царя Леду. Взял её лебедем. От этой связи родились Диоскуры. Во всем у них двойственность: то живут на Олимпе, то под землёй. Сестра их Елена, красавица, из-за которой вся эта троянская история, посещает их и загораются огни Святого Эльма. Не хило.
– Ну, хорошо. Машка двойственна. Но у меня ни времени, ни желания разгадывать натуры.
– Извини. Женщины – не просты, а близнецы особенно…
– Эх, Юра, Юра.
А нет никакого Юры. Нет, и не было. Юра – мой друг только в моём воображении. И в этом смысле мне некому помочь. Я сам в ответе за всё. И если боль-тоска сделается невыносимой, я разом их оборву. Рядом железная дорога, и поезд, вылетающий на свет из тоннеля, не успеет затормозить.
Вечерами меня донимают звонки. Кричу: «Алло», не отвечает никто. В трубке одно дыхание. Может быть это – внимание ко мне или контроль умирающего: жив ещё?
Рядом с Сашкой и Машкой, как в квартире с дикими зверьми. Можно любоваться на них, пока они маленькие. А вырастут, слопают тебя, найдут момент. Вот теперь и шефа съели. Погорел на работе, бросил семью, и последним якорем стала ему старшая экономистка Наталья. Какая жена по счёту? Кажется, пятая.
А какая она ему? Последнее время швыряло его и вертело в бурных водоворотах, и якорем – спасительным или тянущим ко дну (покажет жизнь) стала для него Наталья. Но дело шефа живёт. Он породил себе подобных, терминаторов, жестоких и сильных в своей нынешней молодости. И странное дело, шеф исчез с делового горизонта, а я ещё держусь, как растение без корней на скальном участке земли, не теряю надежд и думаю о красоте.
Пришлось мне как-то спросить французов:
– Какая женщина красива для вас?
– Секретарь Обри.
Не может быть. Я видел ёё. Разве она красива? И о какой красоте может идти речь? Согласен, выглядит она пикантно и, возможно, с душой. А всё дело во мнении, и красота – формула договорённости? А есть ли формула вообще и кому она нужна? Все без неё действуют. Если она – идея, то нынче не для меня. Сегодня моя идея – выжить. Блажен, кто верует. И формула доступна тем, кто верит в неё.
А стоит ли бороться? Борьба сродни самоубийству. Все силы уходят на неё. И, скажем, завелись в речке пираньи и что? Не лезть больше в воду? Я лишь поднялся над миром, увидел больше, но лишился опоры и падаю в пустоту. Причём без возможности выжить – исчерпаны силы и нервы. Барахтаюсь. Остановиться нет сил, несёт.
И вдруг звонок. Грымов из ЦУПа:
– Есть вопрос.
Мы говорим только по делу. В полёте всякое случается и нужен совет. Не значит, что так поступят, но посоветуются. А в заключение Виктор говорит:
– Плюнь на всё и переходи к нам, в ЦУП.
И заколдованные замки рушатся. Свет клином не сошёлся. Возвращаюсь в реальный мир. Я выплыл, закончилась бесконечная фантасмагория.
– Какие наши годы? А место в ЦУПе всегда найдётся. Как говорят поляки о сердце женщины, в нём, как в трамвае, место ещё для одного всегда найдётся…
Мы продолжаем говорить, но горечи нет.
– Я подумаю.
Может минувшее было испытанием мне, и оно закончилось. На всё теперь я по-иному смотрю. «С высоты птичьего полёта». Как у космонавта, отлетело мирское очень далеко. А шеф? Исчез с нашего горизонта. Говорят, пристроил сына в Париже. Очень хорошо. Выходит, дело его живёт. Наряду с нашим делом бессмертна политика «дал-взял».
И воспоминанием прошлого для меня теперь чарующий голос Лаптева: «… букет цветов из Ниццы напомнил мне счастливые страницы минувших дней…».
Не успел
С.П. Королёв ни разу не был в одном из ведущих отделов своего КБ, 27-ом отделе Б.В. Раушенбаха.
В комнате одинаковые однотумбовые столы. Обстановка обыденная, а люди – диковинные. Теоретики – черти проклятые, не люди – лошади, вундеркинды, недочеловеки, упыри. Она работает с ними второй год и всё никак не может привыкнуть.
– Ты знаешь, что такое думпкар?
– Конечно, знаю. Я ведь вообще очень многое знаю и, разумеется, про думпкар.
– Уверен, ты ошибёшься.
Опять пошло-поехало. И как у них только получается? Болтают, несут нивесть что, а между тем делают такое, без них не выдумать и никогда не ошибаются.
– Ты скажешь что-то не то.
Сейчас они уйдут на совещание, и там в кабинете зама главного разговор у них пойдет так быстро и слажено – не понять со стороны. А потом вернутся сюда – шутить или звонить Георгию Абрамовичу[5], уставшему от их фантазии и острот.
– Скажи, что знал и забыл, – не выдержал Аркадий Взоров, застёгивающий секретный портфель, но они не обратили на него внимания.
– Я ещё в школе знал.
Видонова зажала уши. Сейчас они уйдут, и в комнате сделается тихо, и тогда она посчитает расходы, но сначала немножечко посидит в тишине. Расходы… Какое нелепое слово. – Сегодня все её раздражало. – Расходы, какие расходы, когда речь идёт о топливе межпланетной станции. И топливо… Топят им что ли? А тяга реактивного двигателя… Тяга к чему?
В отделе их называют теоретиками, но разве что Пухов и Гаушус парят в высотах теории, а вот она с Аркадием «на подхвате» – в цех сбегать или инструкцию расписать (говорят: раздраконь) или расходы посчитать (и обзывают за это старым расходомером). Им ещё повезло. Одни занялись пилотируемым полетом на Марс. Точности измерений с Земли не хватало, и они выдумывали свою автономную навигацию. Другие заболели Луной, а им осталось обыденное – обыкновенный орбитальный корабль.
– Ну, хорошо, отвечай.
– Я знаю, что такое крейцкопф.
Сегодня с утра позвонили из КИСа[6]. Откуда могут ещё? Другие звонки до обеда воспрещены. Исключение – КИС и сборочный.
– Аркадий, живо.
Она взяла параллельную трубку. Если бы административный ураган разметал внезапно порядок на фирме, а потом его заново стали бы складывать, многое бы поменялось – сектора, лаборатории, но неделимыми атомами отдельской структуры остались бы группы, ведущие объект. Они с Аркадием повиты одной веревочкой, и что касалось Аркадия Взорова, задевало и её.
– Аркадий, живо сюда. Бросай свои формулы.
– Я и собрался, только в другую сторону.
– Без смеха.
– Я тебе лучшего специалиста пришлю. Как я, но чуточку получше меня.
– Знаю, – сказали в трубке с досадой. – Ты эту самую свою пришлешь, что из спектакля «Девушка и смерть». Она мне напоминает смерть.
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 39
