Разведчик перебирал в памяти все, что мог знать о нем Майборода. Действительно, они знали друг друга по месту заключения, затем по службе в Беломорском гарнизоне. А что еще? Пожалуй, это все. «А, чем черт не шутит! Может, эта встреча не только не принесет мне никакого вреда, а, наоборот, поможет укрепить положение в разведке противника», — рассуждал Гоменюк.
Он убедился в своей правоте, как только вновь оказался на допросе у капитана. Прислушиваясь к его чистому русскому языку, Степан невольно подумал: «Наверное, этот капитан из русских белоэмигрантов».
Не раскрывая сразу своих карт, а вернее, решив проверить искренность Гоменюка, капитан сказал:
— Вы рассказывали мне, что по решению советского суда находились в заключении. Кого вы помните из тех, кто был в лагере вместе с вами?
— Хорошо помню заключенного Майбороду. Сегодня я встретил его здесь, в расположении хозяйственных подразделений. Он сказал мне, что оказался на этой стороне как перебежчик. Выходит, в нашей судьбе много общего. Правда, я не был в штрафной роте, как он.
— Хочу выразить свое удовлетворение вашим ответом, — вежливо заметил капитан. — Думаю, что наша служба не потеряет вас из поля зрения. А пока, как у нас принято, вы должны содержаться в лагере для военнопленных.
«Уж больно мягко стелет, — подумал Степан не без тревоги. — Похоже, что разведка мною заинтересовалась. Но что будет дальше? Не зря же говорил мне капитан Чижов, что без основательной проверки она даже перебежчика к серьезному делу не допускает».
Разведчик был близок к истине: проверка только началась.
В лагере советских военнопленных, куда поместили Гоменюка, царили жесткий режим, тяжелый изнурительный труд на каменоломнях, бесчеловечное обращение охранников. Степан вел себя, как заранее было предусмотрено: трудился старательно, проявлял исполнительность, установленных в лагере правил не нарушал. После целого дня тягостной работы на каменоломне и скудной вечерней баланды он в изнеможении валился на жесткие нары и засыпал мертвым сном.
Примерно через три недели Гоменюка по секрету от других обитателей барака вызвали в канцелярию лагеря. «Похоже, состоится решающий разговор», — решил Степан. Через несколько минут он убедился в этом.
— Как вам тут живется, господин Гоменюк? — усадив «перебежчика» напротив себя, спросил моложавый майор.
— Особых жалоб нет, — ответил Степан.
— А не особые есть?
— Дробить гранит — нелегкое дело. Особенно, когда к лагерному пайку нет добавки.
— Честно сказано. Надеюсь, что вы проявите благоразу-мие и тогда, когда вам придется отвечать на более трудные вопросы.
Майора интересовало буквально все: места, где Гоменюк родился, жил и работал, его родственники, служба в Красной Армии, судимость и пребывание в заключении, обстоятельства перехода на сторону противника. Особый интерес майор проявил к Беломорскому гарнизону, в одной из частей которого Гоменюк служил. Отвечая на этот вопрос, разведчик передал майору полученные от чекистов дезинформационные данные, согласованные с командованием Карельского фронта.
Так же, «проявлял благоразумие», Гоменюк рассказал офицеру, на каких объектах Беломорского гарнизона ему приходилось нести караульную службу, каков порядок перемещения военных и гражданских лиц по улицам Беломорска, в городском транспорте, по железной дороге.
Разумеется, заранее готовя для Гоменюка ответы на эти вопросы, чекисты учитывали интересы контрразведывательной работы в городе, где располагались Военный совет и штаб Карельского фронта, руководящие партийные и государственные органы Советской Карелии.
Заканчивая беседу с «перебежчиком», майор сказал:
— Я доволен вашим поведением, вашими ответами. Обещаю подумать, как облегчить ваше положение.
Майор сдержал свое слово. Не прошло и недели, как, действуя по его распоряжению, расторопный лейтенант скрытно вывез Гоменюка из лагеря военнопленных и поселил его в небольшом домике на окраине оккупированного противником Петрозаводска. Здесь Степан отдыхал в буквальном смысле этого слова. Целыми днями валяясь на постели, он рассматривал иностранные журналы с красочными иллюстрациями, читал брошюрки антисоветского содержания, напечатанные на русском языке.
Все эти пропагандистские материалы приносил ему одетый в штатское платье офицер разведки противника, отрекомендовавшийся капитаном Мармо. Этот капитан, хорошо говоривший по-русски, ежедневно под вечер навещал Гоменюка, интересовался его здоровьем, самочувствием, спрашивал, нет ли у него жалоб на питание, на отношение к нему обслуживающего персонала.
Затем капитан приступил к беседам воспитательного характера. Подробно рассказывал Степану об успехах войск Гитлера и Маннергейма в истребительной войне против большевиков. Не стеснялся в выражениях о Красной Армии, предрекая ее скорое поражение. Так продолжалось несколько дней. Степан уже привык к посещениям капитана Мармо. «По всем данным, разведка закончила проверку моей персоны, — размышлял он. — Однако прежде чем сделать решающее предложение, ведет идеологическую обработку своего будущего агента». Но он ошибся.
Как-то раз капитан Мармо в обычное время не появился. Предчувствуя неладное, Гоменюк забеспокоился. Опасения оправдались. Ночью в его комнату ввалились два солдата. Разбудили, сунули в руки одежду, показали на дверь. Во дворе втолкнули в кузов крытого грузовика, куда-то повезли. Степан заметил, что следом за грузовиком едет легковушка.
У оврага машины остановились. Солдаты вывели Гоменюка на небольшую поляну. К ним подошел приехавший на легковушке капитан Мармо, кивнул одному солдату. Тот принес лопату и лом. Капитан запрокинул голову, потянул носом, воздух крикнул.
К Гоменюку немцы решили применить иногда используемый в абвере способ «расстрел».
— Вы будете говорить правду? — громко сказал капитан Мармо.
У Степана закружилась голова, стало подташнивать. Мысль работала лихорадочно: «Кто мог предать? Кто? Нет, это невероятно!»
— Ну?! — капитан придвинулся ближе, пристально глядя в освещенное фонариком бледное лицо Гоменюка. — Больше ждать не могу.
— Я говорил правду. Ничего не скрывал от вас, — ответил Гоменюк.
По знаку офицера солдат завязал Степану глаза.
— А жизнь была в ваших руках, — откуда-то издалека донеслись до разведчика слова капитана.
Потянулись томительные мгновения страшного ожидания. Наконец раздались выстрелы.
Степан не сразу поверил, что остался жив. Пришел в себя, когда к нему подошел офицер.
Гоменюк повернул голову на восток. Над лесом занималась светлая заря. «Главный экзамен теперь позади. Цель близка», — рассудил разведчик и, не дожидаясь указаний капитана, первый зашагал к машинам.
Прием абверовцев для допрашиваемого был малоприятным. Через несколько минут Степан пришел в себя. Понял, еще одно испытание он выдержал. И наших разведчиков немцы «расстреливали», и Малышева и «Гейне» — Александра Петровича Демьянова, главное действующее лицо чекистской операции «Монастырь»[20].
