Он, терзая её губы влажным поцелуем, повержен ее податливостью, трепетом, управляя ее телом, чувствует в буквальном смысле каждую клеточку, прогоняя страсть через себя. Её белое тело на волнах, кажется «чайкой», это что-то, что могло присниться только в эротических снах. А он их видел и не раз, в них он Эмму терзал в своих объятиях, поглощая ее аромат, мысли, беря ее всю, погружая тайное в свое мужское бренное тело. Во снах, как и сейчас ее тело послушно на поверку все проявления любви с его стороны, но не меньше и с ее стороны.
Игорь, впивается в Эмму взглядом, поглощая ее всю с ног до головы.
Он и она в экстазе. Игорь, уставший, сняв ее тело с себя, кладёт, как пушинку, рядом с собой на песок, волны охлаждают его и её пыл. Такой секс их помирил друг с другом, а также и с судьбой.
Игорь, посмотрев на неё, взявшись за кончик носа, целуя в глаза, произносит:
– Ты самая-самая! Как долго я тебя долго искал и нашёл не только жену, но и детей. Спасибо, ты моя «Родина»!.. Богиня!
Только сейчас они осознают, какова их любовь.
Эмма, прикусывая губы, встав, поднимая его, улыбаясь, ведёт за собой.
Найдя свои вещи, помогают друг другу одеться, вспрыскивая, ласково глядя в глаза напротив. Одевшись, не спеша уходят, вслух мечтая о будущем.
Оказавшись в своём номере, не включая свет, молча раздевшись, ложатся на кровать, уткнувшись, нос к носу, глядя, внутрь друг друга, с тревогой заглядывая в своё будущее, каждый думает лишь о своей семье, что они начали строить, закладывая его фундамент здесь. В крепких объятьях засыпают…
…Эмма, очнувшись от воспоминаний, боясь теней прошлого, испугано оглянулась по сторонам, вспомнив о приходе журналиста, поспешила выйти из зала. Уже у двери вздрогнула от внезапного звонка в дверь.
Эмма оглянулась на отца, тот, вздыхая, развёл руками. Она со вздохом кивнула отцу.
Пустой зал остался хранить пустоту, одиночество.
Было слышно, как открылась входная дверь и непривычно для сегодняшнего дня, были слышны оживленные голоса. Отец приглашал гостя войти:
– Прошу, проходите! Мужской голос в ответ извинялся, – Добрый день! Вы уж меня извините за мой визит!
Голос отца, сдержанно:
– Проходите, проходите! Идите в зал.
Идя за пожилым мужчиной, Олег, оглядываясь, вошёл в комнату. Отец Эммы жестом руки, предложил:
– Проходите, присаживайтесь, пожалуйста, в кресло.
Расстроено признаваясь:
– Эммочка страдает. Всю молчит, слёз уж нет, выплакала за эти дни. Глядеть на неё страшно, как-то уж очень боязно за дочку.
Вздохнув, указывая кивком головы в сторону полок в стенке, где стояли фото:
– Нелегко ей сейчас, пошла, прилечь в детскую. Ночами не спит. Сжигает себя за день.
И опять вздохнув, добавил:
– А утешить…
Разводя руками:
– Горе! Его нельзя просто взять и за день пережить, стереть из памяти.
Вопросительно глядя на Олега, стирая со щеки скатившуюся одинокую слезу, невнятно пробормотал:
– Беда в дом пришла.
Олег, чувствуя внутреннее неудобство несущее тяжесть на душу, посмотрел на фото, что стояли на полках, потом внимательно и сострадательно на отца Эммы.
Торопливо направился к креслу. Отец Эммы тоже сел в кресло:
– Вы что-то хотели узнать у меня?
Олег вздыхая, пожимая плечами не готовый задать вопросы, вновь бросил взгляд на фото, немного придя в себя тяжело вновь вздохнув, спросил:
– Хотел бы, вновь услышать о том, что произошло тогда там. На трассе.
Поясняя:
– Не из праздного любопытства.
– Хочется вникнуть.
– Что-то недоговоренное во всём этом, налицо большое тёмное пятно. Что-то непонятное мной, не открытая для меня истина, не выясненное.
Отец Эммы, тяжело вздыхая:
– Ваша работа – спрашивать. Ну, что ж постараюсь.
Олег, ёрзая в кресле, поспешил вынуть из кармана плаща диктофон, включая его, аккуратно положил на журнальный столик, начиная диалог:
– Пожалуйста, вспомните те последние мгновения до столкновения.
Отец вздыхая, откидывая голову на спинку кресла, качая головой, с болью вспоминал…
…В салоне на заднем сидении прикорнули, прижавшись, друг к другу, свернувшись в калачик, Аллочка и Артур, тихо – мирно посапывая. Этого он не мог забыть…
…Он, отец Эммы глядел на них с мягкой улыбкой час, от часу наблюдая в зеркало. Его внимание отвлекла фура, которая была видна в боковом зеркале, явно идущая на обгон.
Он встревожено, в сердцах вслух невольно подметил:
– Вот, зараза! Куда лезет?
Разговаривая сам с собой, поражаясь:
– Днём непозволительно, а здесь ночью лихачат.
Качая головой, мельком глянув на детей, чтобы те не слышали, выругавшись:
– Каскадеры хреновы, мать их!.. Спешат куда – то, боятся не…
…Не успевая договорить. В глазах навернулись слезы, и поплыла картинка…
…Всё просматривается в каком-то коме событий того дня. Встречное движение. Едет автобус, навстречу легковая иномарка, за ней фура, которая хочет обогнать, автобус резко сворачивает, фура делает непредугаданный маневр в сторону, подрезая легковую иномарку.
Ослепляющая вспышка. Слышно, как сотрясает фуру и автобус, лязг колотого стекла в иномарке.
Он открывает дверцу, выбегает, бежит к детям, берет на руки, на подкошенных ногах идет от места крушения, подкашиваясь в ногах, осторожно садится, на его руках внуки, они мертвы. Плачет. Вспышка взрыва – зарево и копоть…
…Отец Эммы, закрывая руками лицо, тихо заплакал, стараясь успокоиться, сквозь слезы со скорбью в голосе выдавливая из себя слова, признался:
– До сих пор перед глазами.
Качая головой:
– Вот – так оно всё и произошло.
Вытирая ладонью слезы.
Олег взяв со стола диктофон, выключая, поднялся с кресла, положив диктофон в карман, ставя руку на сердце, в очередной раз извиняясь:
– Ради Боги, Вы уж извините меня, за моё вторжение и за мои расспросы! – с признательностью, – Вы мне помогли. Спасибо Вам!
Отец, поднимаясь с кресла, пошатываясь в ногах, шлепая сухими губами, тихо произнес:
– Я понимаю. Не стоит. Вы – то уж точно во всём этом не виноваты.
Вытирая набежавшую слезу:
– Тот Ирод жив, а вот их…
Кивая в сторону:
– Уже никогда не будет рядом с нами.
