В комнате Джейн Джесси огляделась по сторонам и попыталась воспроизвести, как выглядела спальня при жизни ее хозяйки, но не смогла представить.
Кэтрин, Джейн и Джесси заболели скарлатиной. Кэтрин исполнился тогда двадцать один год, и она готовилась выйти замуж за богатого торговца из Лонсестона. Джейн исполнилось семнадцать лет. Спокойные уравновешенные девушки, добропорядочные и скромные – такими они запомнились Джесси. Хотя в последнее время ей стало казаться, что память подводит ее. Возможно, на нее повлияли постоянные рассказы матери об их послушании и готовности во всем подчиняться родительской воле. Однажды, когда Джесси совершила какой-то серьезный проступок, Беатрис пришла в бешенство и заявила, что лучше бы она умерла вместо сестер. Джесси на всю жизнь запомнила обидные слова матери, хотя Беатрис больше никогда не повторяла их.
Грудь Джесси теснило от едва сдерживаемых слез. Подойдя к окну, она открыла кедровые ставни, чтобы в комнату проник солнечный свет. Но даже лучи солнца не могли согреть пустую холодную мертвую комнату.
Джесси долго стояла у окна, прижавшись горячим лбом к прохладному стеклу, а потом снова закрыла ставни и вышла из спальни. Войдя в свою комнату, она торопливо надела амазонку и отправилась в конюшню.
– Хочешь побегать, приятель? – Лукас поглаживал по голове мерина серой масти. Конь зафыркал, как будто выражал свое согласие.
Обернувшись, Лукас увидел Джесси, седлавшую свою кобылу. В конюшне стоял полумрак. В приталенной темно-зеленой амазонке с кружевным жабо, подчеркивающей изящную линию бедер девушки, Джесси выглядела великолепно. Лукас вспомнил, что синюю амазонку, которую обычно носила Джесси, недавно изорвали разбойники. Перед его мысленным взором возник соблазнительный образ – юная девушка с распущенными золотистыми волосами, дрожащая, напуганная, трогательная.
Сегодня она вела себя надменно и держалась на расстоянии. Поведение Джесси раздражало Лукаса, впервые встретившего такую взбалмошную женщину. Девушка казалась ему непредсказуемой, он не понимал ее и часто не знал, как себя с ней вести.
Джесси ловко седлала кобылу. Большинство женщин стараются показать свою слабость, изнеженность, ранимость, но Джесси в отличие от них не боялась проявлять силу и навыки, присущие мужчинам. И Лукасу это нравилось. Он не мог не любоваться ею в те моменты, когда она вела себя мужественно и решительно. Да, мисс Корбетт порой демонстрировала высокомерие и спесивость, но Лукас знал и другую Джесси. И он полюбил бы ее, если бы не его доля каторжника, человека, лишенного всяких прав и надежд на будущее.
Он наблюдал, как Джесси деловито прилаживает седло.
– Куда вы собираетесь ехать?
Джесси взглянула на него через плечо и усмехнулась. У Лукаса сжалось сердце.
– Не кажется ли вам, мистер Галлахер, что грум не имеет никакого права задавать подобные вопросы своей госпоже? – холодно спросила она.
– Правда? – Лукас не сводил глаз с ее кривящихся в ухмылке губ. – Я никак не могу привыкнуть к тому униженному положению, в котором нахожусь.
Джесси отвернулась и взяла кобылу под уздцы.
– К востоку отсюда есть известняковые пещеры, называемые Папоротниковым оврагом. Я хочу съездить туда.
– Вы хотите полазить по пещерам? – переспросил Лукас.
– А вы не любите пещеры, мистер Галлахер?
– Я к ним равнодушен. Единственное, что могу сказать, в них неудобно жить.
Ему доводилось некоторое время скрываться в пещерах в Комрахских горах от преследований британских властей. За его голову тогда назначили вознаграждение, и за ним охотились английские солдаты…
Они вывели лошадей из конюшни во двор.
– Я не собираюсь жить в Папоротниковом овраге, – довела до сведения Лукаса Джесси, садясь с его помощью в седло. – Если, конечно, мы там не заблудимся.
– Может, вам следует сообщить кому-нибудь в усадьбе, куда мы направляемся, на тот случай, если мы действительно заблудимся?
– Я сказала о своей поездке старому Тому.
Джесси, сидя в дамском седле, тщательно расправила юбку амазонки.
– Старому Тому?
– Да.
Лукас покачал головой.
– Родные и близкие не понимают вас, и вы не доверяете им, не так ли? – спросил он.
Джесси вскинула голову и надменно взглянула на Лукаса сверху вниз. Кобыла затанцевала под ней.
– Вы очень дерзки, сэр!
Лукас выдержал ее взгляд.
– Возможно, но я не привык лукавить.
Джесси сжала рукоять хлыста так сильно, что у нее побелели пальцы. Лукас думал, что сейчас она ударит его, но не двигался с места, стоя на дороге всадницы. Лукас вдруг с удивлением осознал, что ему хочется, чтобы Джесси ударила его. Он хотел возненавидеть ее. Не говоря ни слова, Джесси хлестнула Симмерию, и лошадь, сорвавшись с места, понесла всадницу со двора. Лукас вскочил в седло и поспешил за ней.
Глава 14
Уоррик сдвинул широкополую шляпу на макушку и, тихо выругавшись, вытер рукавом своего щегольского сюртука пот со лба. Солнце припекало все сильнее. Бегать по кустам в поисках разбойников становилось все труднее. Уоррик свернул с дороги на тропу, петлявшую между колючей акацией и сассафрасом. Углубившись в заросли, он снова выругался.
Полтора дня они прочесывали местность всем отрядом, но их усилия оказались тщетными. И тогда мужчины решили разделиться на группы. Констебль со своими людьми и разведчиком-туземцем отправились в горы, Харрисон обещал со сворой охотничьих собак исследовать северную часть долины. Зная его дотошность, можно не сомневаться, что он сделает все тщательно. Уоррик вызвался осмотреть поросшую кустарником гряду холмов, отделявшую долину от морского побережья. Вообще-то он не надеялся обнаружить здесь разбойников. Он считал, что для него будет большой удачей, если он увидит следы чернокожего беглого каторжника, одного из тех, кто напал на его сестру.
Уоррик раньше уже слышал о беглом каторжнике по имени Паркер Джоунс. Американские негры считались редкостью на Тасмании, и молва о нем разнеслась по всему острову. Говорили, что он был рабом, бежавшим с плантации в Джорджии. Паркер тайно сел на корабль, отплывавший в Англию. Но он недолго наслаждался свободой. В порту Портсмута он убил в пьяной драке матроса и вскоре оказался в трюме другого судна – того, что транспортировало каторжников на Тасманию. Закованных в кандалы преступников не называли рабами, но они влачили поистине рабское существование. Каторжники прокладывали дороги, работали в рудниках и в поместьях местных землевладельцев. Паркер не видел разницы между подневольным трудом на плантациях и каторжными работами.
Уоррик ехал по тропе, погрузившись в свои мысли, думая о бессмысленности существования таких людей, как Паркер, о том, что судьба сыграла с ними злую шутку. Незаметно для себя он въехал на вершину холма, поросшего шелковистой травой. Над головой Уоррика синело безоблачное небо. На горизонте вздымались волны океана. Сердце Уоррика сжалось в груди. Его охватывало волнение каждый раз, когда он видел море.
