Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 34
И заживающая рана пациента.
И складывающиеся отношения, постепенно набирающие обороты.
Стало больше обмена улыбками, многозначительными фразами.
Порой случались и незапланированные контакты — то пальцы аспирантки ненароком встречались с пальцами стажера, то, наоборот, его здоровая рука натыкалась на руку, нежно поправляющую лангетку.
Лишь одно мешало переходу обоюдной влюбленности в решающую стадию — это снова и снова возникающий призрак библиотечного кошмара.
Глории в каждой замочной скважине мерещилось дуло, несущее смерть.
Глории в каждом резком наружном звуке чудилась пальба, вой сирен и звон разбитых стекол.
Даже розы цвета свежей крови отбивали у впечатлительной аспирантки аппетит.
Более того. Глории даже временами казалось, что если Георгий Орлов по-настоящему влюбится в нее, то это будет несправедливо по отношению к старой деве библиотекарше, так и не познавшей семейного благополучия, несправедливо по отношению к юным первокурсницам, ушедшим в мир иной слишком рано.
Георгий Орлов, как мог, пытался отвлечь Глорию Дюбуа от дурных мыслей.
На этот раз, во время скучного и вялотекущего ужина возле бассейна неуемный пациент затеял с загрустившей сиделкой поиск имени для Безымянной красавицы.
Тем более что до установленного срока оставались только одни сутки.
В бассейне отражалось небо, тронутое закатом.
Розы, окружавшие странную парочку со всех сторон, пребывали в забытьи благодаря абсолютному штилю.
Нежные лепестки, подчиняясь строгому осеннему распорядку, бесшумно планировали, осыпаясь в подогретую, идеально чистую воду, сквозь которую виднелась кафельная мозаика, изображающая гигантскую розу.
Представители насекомого мира не тревожили ни цветов, ни листьев, ни людей.
И лишь какая-то птица, наскучавшаяся за день, затеяла вечерние рулады.
Оторвавшись от лепестковой круговерти, Георгий Орлов изобразил горячий энтузиазм:
— Мадмуазель, приготовьте бумагу и ручку!
Аспирантка едва улыбнулась.
— Ничего, и так запомню.
— Но это будет настоящая мозговая атака! — Георгий Орлов постепенно входил в филологический раж. — Нет, мозговой штурм. А может быть, даже и мозговой шквал!
Глория расхохоталась.
— Хорошо, что не торнадо! — Она наконец-то притронулась к остывшему стейку. — И не тайфун.
Тарелки русского пациента давно пустовали.
Георгий Орлов, заметно взбодренный сытным ужином и старинным французским вином, начал выдавать одно предложение за другим.
— Нежность!
— Восторг!
— Блаженство!
— Упоение.
Пациент добавил в организм полбокала вина.
— Ну как, подходит?
Наголодавшаяся сиделка, не прекращая жевать хорошо прожаренную говядину, невнятно ответила:
— Конечно… Безымянная красавица… достойна… всех… этих… изумительных… слов…
Глория Дюбуа не осмелилась закончить фразу, которая должна была намекнуть русскому пациенту о том, что его сиделка достойна любви.
Георгий Орлов, приняв заминку за обычную паузу, с еще большим пылом и темпераментом продолжил лингвистические изыскания:
— Истома!
— Желание!
— Ласка!
— Страсть!
— Экстаз!
— Оргазм!
— Стоп! — Глория сделала предостерегающий жест вилкой. — Это уже чересчур.
— А по-моему, в самый раз.
Русский пациент торопливо придал физиономии самое невинное выражение, на какое был способен.
Вилка угодила в край стекла.
— Джорджи! А нельзя ли сменить тему?
— Пожалуйста.
Георгий Орлов упер здоровую руку в лоб, изображая интенсивный мыслительный процесс.
Глория мгновенно среагировала на интеллектуальную клоунаду:
— Это похоже не на мозговую атаку, а на паническое отступление.
Георгий Орлов, прекратив паясничать, продолжил перебор названий:
— Предлагаю обыграть белый цвет Безымянной розы.
— Попробуй.
— Снежный шар?
— Фи.
— Снеговик?
— Не смешно. К тому же роза — она, а не он.
— Тогда «Снежная баба». Знаешь, такая — с морковкой вместо носа.
— Почему с морковкой?
— Ну, можно с редькой или со свеклой, если это тебе больше нравится.
— Только не вздумай перечислять все овощи мира.
— Я могу перейти на фрукты. Как насчет груши?
Стремительный диалог в стиле абстрактных анекдотов закончился обоюдным смехом.
Русский пациент, содрогаясь от хохота, иногда морщился от боли, рождающейся в простреленных тканях и пробитых мышцах.
А американская сиделка, увлекшись игрой в имена, на какое-то время избавилась от посткатастрофического синдрома, ежечасно травмирующего ее психику.
Георгий Орлов наполнил стаканы бургундским.
— За тебя!
— За нас!
Розы вздрогнули от двойного чоканья.
— Продолжим? — спросил неуемный раненый.
— О'кей.
— Тогда — идея!
Георгий Орлов вознес указательный палец здоровой руки на уровень кроны ближайшего куста.
— Может, дадим твоей розе имя «Серенада»?
— Скажи еще — «Солнечная долина».
— Ах да, старый голливудский фильм. У меня мать обожала пластинку с саундтреком.
— А я думала, в России слушают только — как это правильно сказать — чакушки?
— Частушки.
— Ага, частушки.
— Ну да, и исключительно матерные.
— Может, исполнишь хоть одну?
— Пожалуйста.
Георгий Орлов прочистил горло коротким прокашливанием.
— Исполняется частушка времен застоя!
— Времен чего?
— Ну… холодной войны.
— Ага, понятно — когда вы хотели на нас бросить водородную бомбу.
— Нет, Гло, это вы хотели бросить бомбу.
— Не говори глупостей.
— Ладно, слушай частушку.
— А почему без аккомпанемента?
Глория Дюбуа подняла с блюдца чайную ложечку.
— Я слышала, все русские играют на ложках.
Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 34
