Еще через год Птичик вытянулся до ста восьмидесяти пяти сантиметров, накачал приличные мышцы и обрел в доме физическую независимость. А произошло это вот как.
Как-то мать по недомыслию своему решила, как обычно, выпороть сына за сожранные им без разрешения две курицы-гриль, три шампура холодного шашлыка, кастрюлю хаша и за оставление семьи без продовольствия. Она подошла к платяному шкафу за ремнем, причитая, что эти мерзкие дети все нервы ей перепахали, один жрет без меры, другая трахается в одиннадцать лет! Намотав орудие пытки на руку, она зашла в детскую комнату, где Птичик, воспользовавшись одиночеством, разглядывал порножурнал и вымещал на особо понравившиеся образы свою подростковую гиперсексуальность.
Мать заорала, что мало того что Анцифер все в доме сожрал и не сходил в палатку за порцией шаурмы младшему брату, так он еще и мозги свои иссушает нескончаемой мастурбацией! Причин для экзекуции было предостаточно, мать от души замахнулась ремнем, но Птичик с невероятной легкостью перехватил ее руку, чуть повернул, отбирая ремень, а потом подхватил мать под локотки, уложил ее на ковер и ловко закатал в него ее задастое тело, только голова торчала на поверхности. Затем он поднял ковер, поставил его в угол и вернулся к прерванному занятию.
Мать, конечно, кричала на весь район, крутя головой, как на представлении иллюзиониста в цирке, призывая на помощь Хабиба, дабы покарал сына своим кривым ножом, выпустив ему кишки. Хабиб явился, сверкнул оливковыми глазами, но Птичик согнул руку, демонстрируя огромный бицепс. Турецкий отчим увидел силу, а еще он рассмотрел главное достоинство пасынка снаряженным, цокнул от восторга языком и, глядя на свой богинь, завернутую в ковер, развел руками, а потом гневно произнес:
— Мужчин — главный на земле! Видишь! Разве ты не понимаешь, мой богинь?! Вот когда поймешь, выпустим из плен!
Упакованная, как кавказская пленница, преданная и униженная, она не могла произнести ни единого слова. Почему-то она вспомнила покойного Нестора и чуть было не заплакала. Но здесь ко времени пришла тетка Рая присмотреть за Соевым Батончиком, она же и освободила мать из плена.
Вечером, сидя в туалете с «Плейбоем», Птичик слушал разговор матери и тетки, происходящий на кухне.
— Я тебя предупреждала, — эмоционально вещала Рая. — Говорила, что детей своих любить надо! Ставить их на первое место, а не, прости господи, дырку свою ублажать! Что ты получила? Турка россиянином сделала! Все заработанное Нестором спустила на Хабибовы яйца, прости господи! На старостях прижила детеныша, которому нечего оставить в наследство!.. Девчонка твоя в одиннадцать лет не в школу ходит, а трахается круглые сутки, прости господи! Хорошо с одним!.. Анцифер не от мира сего! Никого не любит, накачался, как Кинг-Конг, смотри, придет час — свернет шею твоему черножопому! Что ты наделала, женщина моя дорогая?!
Она сидела, откинув голову на спинку стула, слушала, как Рая приговаривает ее жизнь к катастрофе, а потом вдруг поглядела на тетку пристально, да и выдала:
— А пошла ты, Рая, на х…, прости господи!!! Иди, иди, резво!
И тетка Рая ушла навсегда.
Мать, конечно, в глубине души сожалела о разрыве с сердечной родственницей, особенно когда нужно было сидеть с турчонком, но была горделива и прощения просить у Раи не желала.
Иногда квартиру для свидания с родственниками посещала Верка. Она независимо входила в родной дом, оставляя низкорослого и застенчивого Борхито в прихожей.
Мать открыто конфликтовать с дочерью не хотела, тем не менее зудела себе под нос так, чтобы всем слышно было:
— Явилась!.. — Она держала Ивана Хабибовича Оздема на руках, защищаясь им, как щитом, от неуравновешенного семейства. — Явилась, доска два соска! И чего это Борька в тебе нашел? Такой красивый мальчик!.. И что же вы вместе с ним делаете? В чичирки и пипирки играете?.. Ну-ну!..
Верка могла и в волосы вцепиться матери. Но, чувствуя себя совершенно взрослой, разучившей все интимное на пятерку, она старательно сдержала свои эмоции, делано посюсюкала с Соевым Батончиком, очень похожим на бейби-бона из коллекции «Африка», а потом, проверив холодильник на припасы и не найдя в нем, кроме кетчупа, ничего, сглотнула слюну и пошла навестить Птичика, живущего в ее комнате.
— Ты как, брат?
— Нормально, сестра.
— Тебя здесь не обижают?
Анцифер, лежащий на диване, смотрел на Верку стальным взглядом, спокойно вдыхал, показывая хорошо развитые грудные мышцы, и в свою очередь интересовался:
— Чего там Борька?
— Все хорошо, — радовалась вниманию брата Верка. — Учится хорошо, родители его нам ни в чем не отказывают. Даже презики покупают!
— Где же они такие маленькие размеры находят? — съязвил Птичик.
Говорить им больше было не о чем, да, в общем, в этом семействе никто ни с кем особо не разговаривал. Верка обычно более десяти минут в отчем доме не задерживалась, и они с Борхито быстро сваливали, при отходе сравнивая квартиру с дешевой чайханой. Смеялись!
— Как там Птичик только живет? — удивлялась девочка.
Тем не менее в данный момент жизни Анциферу было все равно, где находиться. Главное, что комната у него была отдельная благодаря ранней физической зрелости сестры.
В это благодатное время он и начал проводить более активные эксперименты с черной дырой.
Птичику пришла поистине гениальная мысль: если в дыру можно закидывать, то, вероятно, из нее можно и выудить кое-что. Ай да он! Ай да Сафронов, сукин сын! Он даже разволновался!
Для практических занятий Анцифер приобрел в магазине рыболовных принадлежностей моток крепкой японской лески и тройной крючок с грузилом.
Ночью, когда все спали, Птичик, сев за письменный стол, установил напротив зеркало так, чтобы видеть подмышку в подробностях. Сначала побрил ее стащенным у Хабиба бритвенным станком, попшикал на кожу одеколоном и, не торопясь, принялся засовывать в отверстие леску. Он волновался, что двухсотметровой катушки может не хватить, потому стравливал снасть вглубь своего тела осторожно, а когда леска закончилась, Анцифер стал раскачивать ее, чтобы было больше шансов подцепить крючком какую-нибудь штуку со дна души. Покачав леской с десяток минут, Птичик принялся сматывать снасть. Весь эксперимент занял у него больше часа, а так как он не чувствовал никакой тяжести на крючке, ему казалось, что он потерял время зря… Исследователь не ошибся!
На крючке действительно болталась пустота.
— Ах ты, — разочарованно посетовал Анцифер. — Ах ты!
Но здесь он заметил, что крючок хоть и пустой, но металл сильно влажный, настолько, что даже капля готова сорваться.
Не долго думая он просто слизнул ее языком и озадачился вкусом.
Ничего подобного в его рту не было за всю жизнь. Анцифер не смог бы описать вкус даже приблизительно. Сия жидкость ни на что не была похожа. Ни кислая, ни сладкая, странной плотности, покруче, чем куриный бульон. Поднятая на крючок капля каталась по языку, словно ртутный шарик. Анцифер долго пытался осмыслить вещь во рту, но сделать это ему так и не удалось. А потом он нечаянно сглотнул шарик.
