Он утер лоб:
— Да нет, мадам! У меня своя лавка на бульваре Севастополь, там все меня знают, мне пятьдесят пять лет и…
— При чем тут возраст! — перебила она. — Мне пятьдесят четыре, а я еще совсем не старая!
— Я тоже чувствую себя молодым, не в этом дело.
Хозяйка предложила ему сесть на стул, сама тоже села и подвела итог:
— В общем, если я правильно поняла, у вас есть своя лавка, но тем не менее по воскресеньям вы собираете подаяние около кино «Сен-Поль». Это нехорошо! Я на вас удивляюсь!
Альмезен так же вытянул руку, как делал в прошлый раз для вящей убедительности, но теперь от досады. Хозяйка встала:
— Ладно, что бы там ни было, но чаем я вас напою. Я за вас не в ответе. Раз вы считаете, что попрошайничать около кино — это ничего, дело ваше. Сколько вам сахара: кусочек, два?
Альмезен, совсем отчаявшись, махнул рукой. Он чуть не плакал.
— Кладите два, но чай не слишком крепкий, а то я спать не буду.
Хозяйка принесла из кухни чайник и два пакетика чая:
— Берите сами сахару, сколько хотите. Не стесняйтесь. Я тоже хочу сделать доброе дело — напоить бедняка чаем и угостить пирогом.
Она еще раз сходила на кухню и поставила на стол блюдо со штруделем.
При слове «бедняк» Альмезен возмутился. Он протестующе вскинул руки, но хозяйка уже скрылась на кухне, и теперь он не знал, что и делать. Кусочек штруделя хозяйка положила перед ним на блюдце, он взял его и откусил:
— Очень вкусно. Моя жена, когда еще была жива, тоже пекла штрудель, но только, кажется, потоньше.
— Так лучше! И давно она скончалась? — спросила женщина, отпивая глоточек чаю.
Она держала чашку как настоящая леди, оттопырив мизинец.
— Три года назад. Теперь вот приходится одному ходить в кино по воскресеньям.
— А раньше что же, — с королевской непринужденностью спросила она, — вы с ней просили подаяние вдвоем?
Он вынул платок и утер пот со лба:
— Но, мадам… Я уж сто или тысячу раз говорил вам: я не нищий!
— Да ничего зазорного тут нет! С каждым может случиться. Вот и мой муж незадолго до смерти совсем разорился. И если бы он тоже пошел просить подаяние у входа в кино, может, было бы лучше.
— Но, мадам… Я вполне обеспечен. И ничего такого страшного, о чем вы говорите, со мной никогда не бывало. Вы выдумали невесть что! А я всего лишь навсего хочу вернуть монету человеку, который дал мне ее по ошибке! — дожевывая последний кусок штруделя, сказал Альмезен.
Хозяйка тут же прибрала освободившееся блюдце и задумчиво сказала:
— Вы и вправду честный человек. Мне бы встретить такого лет двадцать назад. Жаль, что вы обнищали! Как в жизни все несправедливо!
Альмезен подавился, вытер рот и вскочил:
— В конце концов, мадам, сколько можно?!
Она уже не слушала и думала свое: «Вот беда, мужчина в таком красивом темно-синем пальто, прямо принц, в такой солидной шляпе, прямо председатель землячества, вынужден просить милостыню перед дверью кино и нервничает, когда ему об этом говорят. Вот она, жизнь!»
Погруженная в свои мысли, она не отвечала. Альмезен кашлянул.
— Ну, мне пора, — сказал он, поостыв. — Спасибо вам за чай и штрудель. Большое спасибо, мадам. Пойду-ка я домой. А монета, что уж теперь. Отдам ее какому-нибудь бедняку.
При последнем слове она очнулась, крепко, двумя руками сжала руку Альмезена и, кажется, обняла бы его, будь это позволительно вдове. Но даже самая милосердная женщина обязана держаться в рамках. Она лишь прошептала:
— Когда вы в следующий раз придете в воскресенье вечером просить подаяния у входа в кино «Сен-Поль», загляните потом ко мне, попьем чаю с пирогом.
На этот раз Альмезен не рассердился. Он вдруг увидел, как она мила, в этих своих домашних тапочках, с коричневой шалью на плечах. И когда она проводила его до двери, вдруг, неожиданно для самого себя, сказал:
— С великим удовольствием, мадам, с великим удовольствием! Раз так, пожалуй, я схожу в «Сен-Поль» уже на следующей неделе. Для одинокого вдовца, которому по воскресеньям так тоскливо, нет ничего лучше кино.
— Да, — вздохнула она, — отличная штука.
Пока Альмезен спускался по лестнице, она смотрела ему вслед. Он успел пройти всего один марш, как лампочка автоматически отключилась. Она нажала на выключатель, стянула шаль на плечах и крикнула, перегнувшись через перила:
— Так не забудьте — в следующее воскресенье! Как закончите с подаянием — сразу идите ко мне погреться. Люди так нужны друг другу! Так нужны…
