Ольга поворачивается на бок, утыкается носом в светлые кудри, пахнущие апельсиновым шампунем, и пытается сдержать слезы. Она не знает, что ответить дочери. Чувство вины перед ребенком давит на нее так, что Ольга вообще не может произнести ни слова.
* * *
Утром она поехала к Сергею в больницу. Надо отвезти лекарство, посидеть с ним, подержать его за руку, и тогда жизнь снова начнет обретать смысл и возвращаться в привычное русло. Только посидеть рядом с ним, только подержать его за руку.
Лечащий врач молча взял из рук Ольги белую пластиковую баночку с лекарством, посмотрел на этикетку, поставил лекарство в сейф и запер на ключ. Ольга ждала каких-нибудь ободряющих слов, но врач строго сказал:
— Долго, дорогая моя, долго достаете лекарства. Чем раньше мы начнем комплексное лечение, тем больше шансов на то, что он поправится.
«Проклятый мир! — думает Ольга, почти с ненавистью глядя на волосатые руки врача. — Все упирается в деньги. В эти мерзкие замусоленные бумажки. Они, эти шуршащие дряни, будут решать — жить Сергею или нет».
* * *
Ольга вошла в палату и первое, что увидела, — букет кроваво-красных цветов на тумбочке. Ей показалось, что жгучий жар опалил ее лицо и грудь, и ей стало тяжело дышать. Она замерла на пороге, не в силах оторвать взгляда от букета. Ей было невыносимо больно смотреть на него, и словно все предметы в палате замерли, притихли, ожидая реакции Ольги. И казалось, что даже Сергей перестал дышать.
Не в силах совладать с нахлынувшим на нее желанием, Ольга быстро подошла к букету, выдернула его из вазы и шагнула к окну. Взялась за рукоятку, дернула, пытаясь распахнуть створку, и тут услышала за спиной сдавленный голос:
— А ну поставь на место быстро…
Катя стояла посреди палаты с мокрым полотенцем в руках. Наверное, она собралась протереть от пыли подоконник и тумбочку. Ольга не шелохнулась, крепко сжимая тонкие стебли цветов.
— Этим веникам не место в больнице, — ответила Ольга.
— Не тебе решать…
— Какого черта ты ходишь сюда?
— Чтобы уберечь его от тебя. Ты уже сделала доброе дело…
Девушки медленно сближались. Катя остановилась у ног Сергея, а Ольга — у изголовья кровати.
— Если бы ты не отправила ему телеграмму, — произнесла Ольга, — с ним бы ничего не случилось.
— Если бы ты не водила его по темным закоулкам, — отпарировала Катя, — в него бы не выстрелили…
— Он не хочет тебя видеть, — повысила голос Ольга. — Не приходи сюда! Не мучай его!
— Это ты не должна сюда приходить! Ты же обвенчалась с каким-то толстым боровом! Ну так и живи с ним! Чего за Сергея хватаешься?
— Не тебе решать, с кем мне жить!
Трудно сказать, чем бы закончился этот спор, если бы Сергей вдруг не открыл глаза. Его взгляд был осмысленным и даже немного удивленным. Он попытался что-то произнести, но мешала трубка, вставленная между губ. Обе девушки замолчали и склонились над лицом парня — Ольга с одной стороны, Катя с другой. Сергей поочередно рассматривал их. Катя вспомнила про букет, выхватила цветы из руки Ольги и бережно поставила в вазу.
— Вам пора! — напомнила медсестра, заглянувшая в палату.
— Еще раз прошу тебя, — сказала Катя, когда девушки вышли в коридор, — оставь его. У тебя ведь уже есть парень. Не доводи меня до греха.
* * *
Из головы не выходят эти проклятые пятьсот долларов. До встречи у Дворца культуры осталось полдня. Где взять деньги?
У ворот больницы остановилась темная «девятка» и стала сдавать назад, чтобы припарковаться на узком пятачке между деревьями и ржавыми «ракушками». Машина перегородила Ольге дорогу, и она, все еще переполненная эмоциями, стукнула ногой по колесу. Дверца машины тотчас открылась. Ольга уже приготовилась наговорить водителю грубых слов, но вдруг узнала его. Это Дима Новиков, друг Сергея. Парень заметно похудел. Он пострижен наголо. Черная майка и такая же куртка придают его облику скрытую агрессию.
— Ольга! — восклицает он, быстро подходит к ней и хватает ее за плечи. Его глаза подвижны. Кажется, он внимательно, сантиметр за сантиметром, изучает ее лицо. — Я только сегодня узнал… Как он? Не молчи же!
— Дима… — произносит Ольга и больше не находит слов. Глаза молодого человека полны неподдельной тревоги, взгляд открыт и чист. Ольга с ужасом понимает, что сейчас ей придется лгать ему — лгать спокойно и уверенно, как она это делала в кабинете у следователя. Но откуда силы на качественную ложь? Это для Ольги самый неблагодарный, самый тяжелый и изнурительный труд.
— Идем в машину! — приказывает Дима и подводит Ольгу к «девятке». В салоне, тесном замкнутом пространстве, Ольга чувствует себя защищенной. Она просит у Димы сигарету. Она настраивается на игру, входит в роль. Долой эмоции! Долой совесть! Долой!
Она почти слово в слово повторяет те слова, которые говорила следователю. Дима слушает не перебивая, лишь изредка шлепает ладонью по рулю.
— Я знаю, кто это мог быть, — говорит он, глядя сквозь забрызганное ветровое стекло, и его рука непроизвольно сжимается в кулак.
— Кто? — немея от страха, спрашивает Ольга, а у самой в голове вихрем кружатся обрывочные мысли: «Неужели он догадался? Или кто-то ему сказал?»
Дима поворачивает голову, напряженно смотрит Ольге в глаза. Он уже почти готов сказать ей о своих подозрениях, но в последнее мгновение что-то удерживает его.
— Ты все равно не знаешь этих людей.
Гора с плеч! Ольга с облегчением вздыхает. Теперь ей говорить намного легче. Она рассказывает о том, как Сергей сегодня открыл глаза, как он исхудал, какое бледное у него лицо, и замечает, что Дима слушает ее невнимательно. Он погружен в свои мысли, на его скулах играют желваки, губы стиснуты, ноздри расширены… Кажется, что парень изо всех сил сдерживает в себе крик.
— Ну, все, — прерывает он ее на полуслове. — Иди. Мне пора…
Он почему-то передумал идти к Сергею. Рука потянулась к ключу зажигания. Завелся, заурчал еще не остывший мотор. Ольга берется за ручку, чтобы открыть дверцу, и тут вспоминает о Дворце культуры.
— Дима, — произносит она, проталкиваясь сквозь стыд как с закрытыми глазами. — Дима, одолжи мне, пожалуйста, пятьсот долларов.
Ей хочется умереть от стыда, но она произносит эту фразу до конца, отчетливо и медленно, чтобы он понял каждое слово, каждый звук и не дай бог не переспросил. Он не переспрашивает, машинально сует в карман куртки руку, вынимает бумажник.
— Через два дня верну, — добавляет Ольга и отворачивается, кусая губы.
Она слышит, как шелестят купюры, как вжикает «молния» — должно быть, в бумажнике не нашлось нужной суммы и Дима стал проверять карманы. «Наверное, он меня презирает, — думает Ольга. — Когда мы встречаемся, я все время его о чем-то прошу. Он уже не рад, что познакомился со мной. Как это все унизительно!»
