Эйден смотрел на это, а в голове у. него крутилось: «Надо что-то делать. Надо принимать контрмеры, пока группа окончательно не распалась».
Уже в дверях Тер Рошах приказал Эйдену вернуться на пост. Тот повиновался. Прежде чем уйти, командир Сокольничих странно посмотрел на него, затем проговорил:
— Имей в виду, ты у меня кандидатура номер один на отчисление. Слишком много мнишь о себе. Я все вижу. Ты думаешь, что сможешь победить систему? Тебе ее не победить. Отвечай.
— Мне нечего сказать, командир.
— Жаль, что ты на посту и я не могу врезать тебе как следует. Утром, когда сдашь дежурство, явишься ко мне с рапортом. Отвечай.
— Вас понял, командир.
Однако, когда Эйден явился утром домой к Тер Рошаху, тот спал. По уставу Эйден не мог обратиться к нему, а следовательно, разбудить. Он ждал у дверей, пока окончательно не рассвело, но Тер Рошах так и не проснулся. В дальнейшем командир Сокольничих не вспоминал о своем приказе.
Днем, сразу после еды, Эйден, выждав момент, прижал Марту в углу спиной к стене.
— Сиб-группа агонизирует. Мы не можем этого допустить, — сказал он.
На мгновение в ее глазах появилось презрительное выражение — в точности такое же, как у Сокольничего Джоанны. Затем брови ее сошлись.
— Для чего ты мне это говоришь?
— Потому что мы когда-то… были друзьями. Были близки.
— Ты наслушался мифов. Наша близость, как ты ее называешь, была детской дружбой и осталась в прошлом. А мы больше не дети.
— А кто же мы теперь по-твоему? Воины-мастера, что ли?
— Оставь свои насмешки. Это твоя самая отвратительная черта. Сколько раз Сокольничий Джоанна говорила…
— Я плевать хотел на то, что она говорила. Она спит и видит, как бы развалить нашу сиб-группу.
— Если это так, то, значит, сиб-группа должна быть развалена. Ради нашего же блага.
— Тогда чего стоит все то, что мы пережили вместе? Я не имею в виду тебя и меня. Я говорю о нас всех. О тех, кто выжил, и о тех, кто умер, и о тех, кто отправлен в другие касты. Опекуны наперебой твердили нам, что мы выживем только в том случае, если будем держаться друг друга. Сиб силен, если он держится вместе со своей группой. Ты ведь это знаешь не хуже меня. Марта.
— Все делается ради того, чтобы из нас получились воины. Что тут непонятного? Сначала нас собрали в группу, чтобы выявить среди нас будущих воинов. Теперь лишние отсеялись. Впереди Аттестация. У тех, кто дойдет до нее и станет воином, по-разному сложатся судьбы и…
— Как бы они порадовались, узнав, что ты начала так думать…
— Они? Кого ты имеешь в виду?
— Джоанну. Остальных. Наших бывших опекунов. Офицеров-инструкторов. Всех тех, кто направлял нас, учил нас, заставлял думать так, а не иначе, внушал…
— Эйден, по-моему, ты спятил. Ты не хуже меня знаешь, что путь Клана…
— Относительно пути Клана я ничего не могу сказать. Я ничего не знаю о Клане. Равно как и ты. Наш мир всегда ограничивался сиб-группой с тех пор, как…
— Ты противоречишь сам себе.
— Я не понимаю тебя. Марта.
— Ты заявляешь, что нужно сохранить во что бы то ни стало сиб-группу. Потом сам же признаешь, что сиб-группа ограничивала наш мир. Следовательно, распад группы есть необходимый этап нашего становления как воинов. Следовательно, сиб-группа может рассматриваться как этап, который уже миновал.
Эйдену захотелось взять ее за плечи и хорошенько встряхнуть.
— Это же чушь! Это нам вдалбливают на уроках. Ты напоминаешь мне Сокольничего Дерворта, когда…
— Да? Тогда ты, должно быть, ослеп, раз не в состоянии отличить меня от Сокольничего Дерворта.
Эйден почувствовал себя обезоруженным. Мягкий тон, которым были сказаны эти слова, а также юмор напомнили ему, какой еще недавно была Марта. Если бы она и дальше оставалось такой! Но он знал, что это невозможно. От тоски у него перехватило горло.
— Эйден! — мягко сказала она. — Мне, как и тебе, иногда не хватает того, что было. И остальным, наверное, тоже. Но я знаю, это все в прошлом. И кроме того, я в самом деле очень хочу стать воином и пойду на все, чтобы им стать.
— Я тоже хочу им стать.
— Ты это серьезно?
— Да!
Эйден внутренне поморщился: до чего драматично и вымученно прозвучал его ответ.
— Что-то не верится, Эйден. Если бы ты и в самом деле этого хотел, то не пытался бы убедить меня в необходимости сохранении сиб-группы.
— Но…
— Пожалуйста, Эйден. Давай прекратим бесполезный разговор.
Она попыталась вырваться. Эйден снова прижал ее к стене. Она оттолкнула его так, что он чуть не упал. И прежде чем он обрел равновесие. Марта нанесла ему удар по горлу, как раз под адамово яблоко. Никогда раньше они с Мартой не дрались между собой, разве что во время командных состязаний и прочих игр. Будь это не Марта, а кто-нибудь другой из сибов…
Марта дождалась, пока он перестал кашлять, затем пошла прочь.
В течение последующей недели Эйден пытался по очереди убедить других сибов, что офицеры-инструкторы проводят политику разрушения группы. Но сколько Эйден ни взывал к чувствам сибов, сколько ни напоминал им о былом единстве, у него ничего не вышло. Брет даже не понял, что так волнует Эйдена. На его взгляд, сиб-группа как была, так и осталась сплоченной. Пери заявила, что никакой особой близости между сибами никогда и не было, по крайней мере лично она этого не припоминает. Рена даже не захотела разговаривать с Эйденом на эту тему, а Тимм все пытался сообразить, чего же от него хотят.
Кстати о Тимме. Он был отчислен через несколько дней. Из оставшихся шестерых кадетов у Тимма была самая низкая успеваемость. Эйден так никогда и не узнал, почему именно того отчислили, хотя сильно подозревал, что главным поводом была потрясающая способность Тимма не пропускать ни одной особенности ландшафта, замедляющей движение. Кроме того, Тимм был тугодумом. Все вместе это не могло не привести к провалу. Сейчас почти все учебные бои на боевых роботах сводились к состязанию в скорости.
Как и большинство остальных отчисленных, Тимм исчез ночью, даже не попрощавшись. Утром обнаружилось, что койка Тимма пуста и заправлена. Это был верный знак. И точно. Через некоторое время в барак вошли двое из вспомогательного персонала и вынесли койку. Когда группа только прибыла на Железную Твердыню, спальные места в бараке располагались в два ряда по шесть в каждом. Теперь остался только один. Койка Тимма была крайней. Когда ее вынесли, ряд укоротился и между крайней теперь койкой и стеной осталось свободное пространство.
Когда-то в бараке было тесно. Теперь здесь стало как-то пустынно. Щелястые стены плохо защищали от свирепых ветров Железной Твердыни, и по бараку гуляли сквозняки. Эйден и Рена простыли.
