Вокруг бота теперь клубился туман, густой, влажный и мертво-неподвижный. Ашблесс и Лазарел стояли на носу и разговаривали, звуки их голосов тонули в тумане и представлялись Джиму доносящимися из другой реальности, может быть из другого измерения, — словно он отведал один из грибов Фу Манчу и теперь погрузился в сумрачный, соседний с обычным мир. Ему казалось, что можно оттолкнуть от себя туман руками, а то и плыть в нем. Едва воображение Джима принялось за дело, ему начали чудиться всякие разные удивительные вещи — на добрую минуту он уверился, что в десятке футов за бортом бота в тумане зависла, перед тем как вернуться в океан, огромная летучая рыба, пятнистая и влажная, с глазами как бутылочные донышки.
Джим прищурился, словно на ярком солнце, решив вдруг, что тот же самый прием сработает и в темноте, и принялся вглядываться в мутный мрак. Разумеется, ничего он там не увидел — смотреть было абсолютно не на что: за бортом «Герхарди», вплоть до самого острова Каталина лежала лишь тихая вода, спокойная и маслянистая, придавленная сверху одеялом тумана. Джиму внезапно показалось, что остров этот к нему не ближе, чем ближайшая звезда. И что сейчас он смотрит в никуда, в открытый океан. Но и в том, и в другом он не усматривал ничего нового. Бот окружала белесая непроницаемая стена.
Зашептал ветер и ненадолго разогнал клубящийся туман; над ночной водой образовался длинный и поразительно чистый коридор, в котором тихо лежало полупогруженное призрачное тело — странное плавучее средство, похожее на белую субмарину с плавниками и высоким килем, происходящую, быть может, из Атлантиды и теперь затерянную в тумане. Уже через секунду гигантское облако тумана, пришедшее со стороны океана, поглотило удивительный корабль. Джим не успел даже разобрать, что случилось — ушло ли таинственное устройство под воду само или, наоборот, пучина поглотила его, но уже через несколько мгновений, когда туман рассеялся снова, никакой подводной лодки не было, только темный медленно вздымающийся океан.
Джим поспешил рассказать обо всем Лазарелу. Профессору это страшно не понравилось. Ашблесс приписал лодку игре воображения — туман и тишина, сказал он, оказывают сильное воздействие на сознание человека. Галлюцинации, наведенные туманом, в море обычное дело: корабли-призраки, водяные люди, морские чудовища, лица среди скоплений водорослей — все это порождения тумана. На палубу вышел дядя Эдвард, в теплой куртке и с трубкой в зубах. По его словам, вполне возможно, что чудовища и корабли-призраки не случайно появляются именно в тумане, может быть, туман — это часть их среды обитания, воздух их фантомного мира, просочившийся к нам и принесший с собой ночные тени и сумеречных существ.
Джим продолжал стоять на том, что он что-то видел. Был ли это призрак или нет, он сказать не мог, но что-то определенно было. Неожиданно он подумал, что будь здесь отец, он сумел бы найти всему этому приемлемое объяснение. Эта мысль показалась Джиму курьезной, но не потому, что его отец был склонен вкладывать в обычные события особенный смысл, а более всего потому, что сама эта склонность Уильяма казалась теперь ему вполне нормальной и обоснованной. Джим принялся глядеть в туманный океан, высматривая сам не зная что: то ли опять неизвестную субмарину, то ли опутанную водорослями компанию скелетов-призраков с потерпевшего крушение корабля, вечных странников подводного мира.
Лазарел сказал, что идет вниз, и дядя Эдвард к нему присоединился. Джим двинулся за ними следом, внезапно почувствовав, что кровавые и невероятные похождения Фу Манчу ему все-таки ближе странных порождений ночи, которые могут — кто знает? — воспользовавшись приливом, подобраться к ним вплотную. Кроме того, сквозь решетку вентиляции из каюты доносился густой аромат крепкого кофе — кофе, который изумительно готовил Ройкрофт Сквайрс, кофе — первого врага любых привидений, обитающих в тумане или нет. Уильям Ашблесс сказал, что еще посидит на палубе, так как эта атмосфера создавала, по его словам, настроение. Нахлобучив теплую фуражку поплотнее, он объявил, что останется «на вахте» и достал из кармана куртки блокнот и ручку. Еще через сорок пять минут, убаюканный монотонными переговорами дяди Эдварда и профессора Лазарела, Джим начал засыпать. Со стороны взрослых доносилось что-то о подводных лодках, Пиньоне и водяных людях, а его тем временем медленно куда-то уносило, и обрывки разговора превращались в фрагменты снов.
Когда он проснулся, ярко светило солнце. Остатки тумана клубились у горизонта, испаряясь в сиянии дня. Остров Каталина, зеленый и скалистый, вздымался из моря удивительно близко к боту, и Джиму показалось невероятным, что все эти скалы так и простояли здесь всю ночь, а не поднялись из океана вместе с солнцем. Ашблесс, который до рассвета просидел на палубе, занимаясь тяжким поэтическим трудом, объявил, что никаких призрачных подводных лодок не заметил, и повалился в койку. Он определенно попытался обратить все в шутку, чтобы снять с Джима подозрение в озорстве. После завтрака они подплыли на лодке к острову и выгрузили провиант и канистры с водой. На берегу их не встречал никто, кроме малочисленного стада удивленных коз. Ближе к полудню Ройкрофт Сквайрс распрощался и, взревев мотором, отчалил к недалекому материку, пообещав вернуться через четыре дня.
Искатели приключений остались в полном одиночестве на скалистом, поросшем клочками чапараля восточном побережье острова, где предположительно должны были что-то найти — Джим понятия не имел, что.
Однако профессору Лазарелу сомнения были неведомы. Через час после того, как был разбит лагерь, он отплыл от берега на гребной лодке и начал промерять отвесом подозрительные впадины. Дядя Эдвард, похожий в водонепроницаемом костюме на худого тюленя, принялся было расхаживать в холодной воде вдоль берега, рассматривая глубины сквозь заросли испещренных солнечными пятнами водорослей, но уже через час от этого занятия у него невыносимо разболелась голова, он с плеском выбрался на берег и завалился спать в своей палатке, так и не найдя ни одного бездонного прудка.
Лазарел отгреб от берега на несколько сотен футов, опустил грузило в воду и размотал трос, вытащил грузило, отгреб чуть дальше и снова промерил глубину — уносимый течением, он медленно скрывался из виду за коротким мыском.
Петляя между непролазными зарослями кустарникового дуба и шипастых груш, Джим начал подниматься через высокую, по колено, траву на холм, начинавшийся сразу позади лагеря. В теплом и неподвижном воздухе витал аромат шалфея, по пути мальчик спугнул стадо пекари — глупые звери выскочили из кустов и, смешно семеня худыми короткими ножками, с взволнованным хрюканьем припустились наутек. Джим был почти уверен, что с вершины холма он увидит внизу на равнине домик, рядом с которым темноволосая женщина будет пасти свиней. Если это действительно окажется так, то он подойдет к этому дому, просто из любопытства, и посмотрит, сумеет ли устоять перед чарами хозяйки. К тому времени, как Джим наконец добрался до вершины, солнце на западе уже начало клониться к океану. Внизу перед ним расстилалась равнина, но домика видно не было, а было только шесть коз, которые испуганно помчались скачками прочь, вниз по каменистому склону. Джим двинулся по гребню холма вперед, в сторону океана, и шел, пока не добрался до обрыва, откуда открывался отличный вид на тысячи миль тихоокеанского простора, отделяющих остров от Японии. В нескольких сотнях футов внизу он заметил в лодке профессора Лазарела, гребущего к берегу по направлению к лагерю. Для того чтобы выбраться из потока течения, который снес его часа два назад за мыс, профессор решил теперь держаться как можно ближе к берегу. Джим надумал посидеть на краю обрыва до заката, рассчитывая, что за полчаса до сумерек успеет пройти две мили и вернуться обратно. Заметив надвигающуюся с океана стену тумана, он быстро передумал и принял решение не дожидаться захода солнца.
