Я обняла его. За время нашего расставания он сильно вытянулся — я почувствовала, какими сильными и жилистыми стали его руки.
— Я хотел удивить тебя, — произнесла я нарочито ровным голосом, хотя от знакомого милого запаха сына у меня кружилась голова.
— Удивил так удивил, дядюшка, — абсолютно невозмутимо ответил Леонардо.
Тем не менее, едва его сильные пальцы вцепились в мою руку, я ощутила, как неистово затрепетали в нем его сокровенные струны. Под понимающим взглядом величайших живописцев Флоренции любовь и радостное облегчение нахлынули на нас, подобно беззвучному теплому приливу.
— Принеси вина нашим гостям, Гвидо, — велел Верроккьо одному из подмастерьев.
Тот мигом встал и удалился.
— Где же находится ваша аптека? — обратился ко мне маэстро.
— На улице Риккарди. Квартал неплохой. Я сейчас занимаюсь восстановлением дома. Наставник порадуется, когда увидит его.
— Еще сильнее он порадуется, что не пришлось ничего самому восстанавливать, — хохотнул Верроккьо.
— Я хотел заказать в вашей мастерской красивую вывеску, — добавила я, обеспокоенная тем, что выгляжу чересчур чопорно посреди этой веселящейся компании.
Верроккьо обернулся к Леонардо, который снова сбросил простыню, чтобы его товарищи могли закончить набросок. Меня вторично поразил вид его тела — совершенство и изящество сложения, всех движений и общая его неотразимость.
— Не возьмешься ли ты написать вывеску для аптеки своего дядюшки, а, Леонардо?
Тот расплылся в улыбке.
— Умница, — заметил мне Верроккьо и еще тише прибавил:
— Он гений. Взгляните на этот сад — его замысел. Сам разработал, сам воплотил.
Я кивала, внешне спокойная, но изнутри меня просто распирало от гордости.
— Леонардо заявил мне, что жизнь ему не мила вдали от родных мест, — продолжал маэстро. — Мы ведь работаем здесь без выходных… — Он кинул взгляд на Лоренцо и Боттичелли, дружески болтавших в сторонке, и возвысил голос, чтобы все услышали:
— Праздники не в счет, а они, к счастью для нас всех, случаются теперь гораздо чаще с тех пор, как календарь Флоренции устанавливает Лоренцо!
Медичи улыбнулся, пододвинул скамейку поближе к Верроккьо и дружески прислонился к его плечу. Я отметила, что маэстро, пожалуй, самый непривлекательный из всех собравшихся. В его облике мне виделось нечто свиноподобное.
— Хотел обсудить с вами еще один будущий фестиваль, — сообщил ему Лоренцо.
— Еще один фестиваль… Какова же его тема? Что-нибудь религиозное?
Все кисло усмехнулись, словно избитой шутке. Лоренцо метнул заговорщицкий взгляд на Боттичелли.
— Времена года и стихии, — предложил он.
Я постаралась ничем не выдать своего изумления. Я слышала и раньше, что Флоренция — самый мирской из всех городов западного мира, но замысел Лоренцо отдавал откровенным язычеством.
— Здесь есть простор для воображения, — вымолвил Верроккьо, которому явно пришлась по душе идея праздника.
Гвидо вернулся с вином, которое тут же пустили по кругу. Боттичелли, Верроккьо и Лоренцо принялись шептаться в сторонке, обсуждая увеселения новой феерии.
Я улучила минутку и подошла к Леонардо. Все это время он беззастенчиво взирал на меня, очевидно недоумевая, как могло случиться, что его мать оказалась в подобном собрании. Я сама дивилась этому ничуть не меньше. Садик был слишком мал, а чужих ушей слишком много, поэтому мы вынуждены были на месте изобретать секретный пароль для нашего общения. Как бы там ни было, а Леонардо и я с малых лет прошли хорошую выучку в школе хитроумия.
— Как поживает твоя сестра? — многозначительно спросил он.
— Я заезжал в Винчи на пути из Рима, — улыбнулась я в ответ. — Твоя мать хорошо поживает. Можно сказать, припеваючи. Передает тебе сердечный привет, а также просила напомнить, чтобы ты не забывал мыть уши как следует.
— Мамочке обязательно надо и тут придраться, — скривил гримасу Леонардо.
Мне захотелось прыснуть со смеху, но я сдержалась.
— Расскажи, как там мой дед. И как наш садик?
— Дед говорит, что растениям теперь очень недостает твоей заботы.
Тогда Леонардо с видом крайней неотложности и незаметно от всех отвел меня в сторонку, к водопаду в углу садика.
— Маэстро Верроккьо по доброте своей потворствовал моим пасторальным фантазиям, — нарочито громко произнес он.
Из-за близости к воде наши голоса разносились дальше, чем нам того хотелось бы. Я во всеуслышание и вполне искренне восхитилась трудом, вложенным Леонардо в водопад и ручей, и заверила его, что они ничем не отличаются от нерукотворных произведений самой Природы. Затем мы продвинулись дальше, к лужайке, которую он сам засадил дикими травами. Там мы присели на корточки и заговорили почти шепотом, так чтобы никто не смог подслушать нас.
— Не могу поверить, что это ты и что ты здесь, — весь ликуя, признался Леонардо. — Ты всегда была отчаянной, мамочка, но на этот раз ты превзошла саму себя.
— Я просто погибала без тебя, сынок, а умирать мне, кажется, пока рановато.
— Кто этот твой покровитель? У которого ты в учениках и для кого готовишь аптеку?
— Его зовут Умберто… Это плод моего воображения. К сожалению, примерно через год он должен скончаться и оставить мне все, что имеет.
Леонардо рассмеялся. Его улыбка была словно отблеск нетленной красоты, неудивительно, что Верроккьо избрал его в качестве модели.
— Скажи мне, сынок, — в волнении прошептала я, — скажи честно: кто-нибудь из твоих друзей заподозрил… что я женщина?
Он ответил не сразу, и это еще больше обеспокоило меня.
— Мне, конечно же, сложно оценивать объективно, — неторопливо и вдумчиво заговорил Леонардо, — но думаю, раз Флоренция сейчас ни с кем не воюет, то и мужеподобность здесь не в чести. Уважением пользуются мужчины деликатные, утонченные, образованные, а миловидные юноши, — он поколебался, — становятся их любовниками. — Он всмотрелся в мое лицо, изучая его, словно художник будущую модель. — Думаю, ты вполне можешь сойти за молодого человека. Попрактикуйся еще понижать голос.
— Хорошо.
— Мне надо бы как-нибудь заняться твоими каблуками. Их надо тщательнее скрывать.
— Когда ты сможешь навестить меня?
— Маэстро же сказал: мы работаем без выходных. Но моя мудрая мамочка отыскала прекрасный предлог для моего визита. — Заметив мое удивление, он добавил:
— Вывеску для аптеки!
Тут я не выдержала и улыбнулась.
— Вот чудеса: у тебя во Флоренции свой дом!
— Помнишь дедушкиного покровителя Поджо?
Леонардо покачал головой.
