Но где же Давид?
Сидевший на скамеечке человек воскликнул:
— За всю историю Флоренции так долго еще никто не хаживал отлить!
Юноши беззлобно засмеялись, и тут из-за могучего ствола ореха вышел несказанно прекрасный отрок, окутанный тончайшим холстом. Он грациозно нагнулся и подобрал брошенный на траву деревянный меч, но, прежде чем он успел сбросить простыню и принять позу, занесши меч над головой Голиафа, я узнала в этом совершенном создании своего сына Леонардо.
Я стояла, пригвожденная к месту, словно мимолетно узрела греческое божество. Леонардо остался по-мальчишески долговязым, но за годы нашей разлуки его мускулы успели налиться силой и отвердеть. Все в нем — и рост, и форма ног, и сложение чресл — до того напомнило его отца, что у меня невольно перехватило дыхание. Щеки, подбородок и весь овал лица, впрочем, еще юношески круглились, а волнистые, ниспадавшие на плечи золотисто-каштановые волосы придавали ему сходство с ангелом.
«Сынок! — безмолвно воззвала я. — Леонардо!»
Я попятилась обратно за дверь, желая как следует собраться с мыслями, и застыла у выхода из мастерской наподобие одного из скульптурных изваяний маэстро Верроккьо. Я даже глаза закрыла и в уме подбирала слова, с которыми обращусь к группе под деревом, и при этом малодушно помышляла о побеге.
— Неужели вы намерены простоять весь день, не сходя с места? — Голос за спиной прозвучал так близко и так неожиданно, что я даже подпрыгнула. — О, извините, дружище…
Я обернулась и испытала третье за день приятное потрясение: передо мной стоял Лоренцо де Медичи. На его смуглом привлекательном лице бродила улыбка, которая при виде меня обернулась озадаченностью. Я-то сразу узнала наследника, а сам он только-только пытался припомнить, где мог видеть мое лицо. Я поняла, что он теряется в догадках, и слегка поклонилась с почтительным выражением. Он тоже поклонился мне, как равному.
— Катон, — представилась я. — Недавно из Сиены. На празднике вашего обручения…
— Теперь вспомнил! Вы тот юноша, который бросился под копыта моего коня.
Я улыбнулась его доброй шутке и осмелилась добавить:
— Вы поправили на мне шляпу.
— Кажется, она опять съехала набок, — лукаво покосившись на меня, произнес он.
Я тут же схватилась за свой головной убор.
— Я пошутил, — поспешно сказал Лоренцо.
Тут пришел мой черед рассмеяться.
— К кому вы пришли? — поинтересовался он.
Такого вопроса я не ожидала, но отвечать надо было незамедлительно и без запинки.
— Я… Цель моего визита двоякая. Я пришел заказать вывеску для своей лавки… Для лавки моего покровителя, — тут же исправилась я. — К тому же здесь мой племянник — тот, что позирует. — Я чуть сдвинулась в сторону, давая Лоренцо возможность увидеть сад. — Он еще не знает о моем переезде во Флоренцию. Своим приходом я хотел приятно удивить его.
— Так вы дядя Леонардо да Винчи? — переспросил Лоренцо, рассматривая меня в упор и немного бестактно.
— Со стороны матери, — поспешно пояснила я. — Вы с ним знакомы?
— С ним все знакомы, — заверил меня Лоренцо. — Маэстро его превозносит. — И, заметив, как я довольна его словами, спросил:
— А вы и не знали?
— Я знал, что он мальчишка небесталанный, — ответила я, неумело напуская на себя небрежность. — Но Леонардо привык скромничать…
— Кто, Леонардо? Скромничать? — Лоренцо расхохотался. — Вы, наверное, и вправду давно с ним не видались. Он какой угодно — блистательный, добросердечный, уравновешенный, почтительный к наставнику…
— Но только не скромный, — вставила я.
— И стесняться не станет, — подтвердил Лоренцо.
Я обернулась к подмастерьям, запечатлевавшим моего сына.
— Эти его качества тревожат маэстро? — спросила я, забыв на минуту, что разговариваю с одним из сильных мира сего.
— Не настолько, как его отца.
Хорошо, что в этот момент я отвела взгляд, иначе Лоренцо наверняка заметил бы мое смятение.
— Стало быть, вы знакомы с Пьеро да Винчи? — спросила я.
— Не сказать, чтобы знаком — просто слышал о нем от Верроккьо. — Повисло неловкое молчание, но Лоренцо тут же нашелся и кротко добавил:
— Кажется, он не слишком заботится о собственном сыне. Но ведь вы это и так знаете…
— Да, — подтвердила я, — мало заботится…
Неизвестно, слышал ли Лоренцо о незаконном происхождении Леонардо. Вполне возможно.
— А что за вывеска? — неожиданно поинтересовался Лоренцо.
— Какая вывеска?
— Для вашей лавки. То есть вашего покровителя.
— Для аптеки, — посмотрев ему прямо в лицо, решительно сказала я.
— Аптеки?! Значит, вы с племянником однажды окажетесь членами одной гильдии!
Я кивнула. И верно: целители и аптекари входили в одно цеховое братство с ремесленниками.
— А вас что привело сюда сегодня? — неожиданно осмелев, спросила я.
— Хочу уговорить приятеля Сандро навестить одну даму. — Он подмигнул мне с ухмылкой и предложил:
— Ну так что? Пойдем к друзьям и родственникам?
— После вас, — предложила я и уступила ему дорогу.
Мы вдвоем миновали рабочую площадку и сразу направились в зеленый садик. Юноша, бренчавший на лютне, первым заметил нас. Он тут же вскочил и разулыбался. Я заметила, какие у него выразительные глаза, словно две темные миндалины на продолговатом лице.
— Боттичелли! — завопил Лоренцо.
До меня вдруг дошло, что это, должно быть, и есть прославленный живописец Алессандро Боттичелли. Они сердечно обнялись, затем Лоренцо поклонился Верроккьо:
— Выглядите молодцом, маэстро!
Тот самый немолодой крепыш с утомленным лицом, на котором выделялись чересчур полные, слишком чувственные губы, привстал было со скамеечки, но Лоренцо остановил его:
— Не беспокойтесь, Андреа.
Верроккьо снова сел, откровенно сияя от оказанного ему уважения. Ученики повскакали с мест, а Леонардо торопливо обмотался простыней. Все кинулись выражать свое почтение знатному флорентийцу, почти принцу крови. Затем я заметила, что Леонардо смотрит на меня разинув рот, не задумываясь, что его выражение столь же неприкрыто, как и тело.
— Это аптекарь Катон, — объявил Лоренцо. — Он новичок во Флоренции.
Парадокс вышел довольно забавный: Лоренцо де Медичи вводил меня, безвестную сельчанку, переодетую мужчиной, в благородный круг своих друзей.
— Ты что, не признал своего дядюшку? — обернулся Лоренцо к Леонардо. — Он говорит, что вы уже давненько не виделись.
— Дядюшка Катон, — бормотал Леонардо, двинувшись ко мне и по пути неловко обвязываясь простыней.
