Ряды воинов Шефа смешались, как только люди поняли, что происходит в гавани, – никто из них не видел раньше ничего подобного. Заметив, что нападавшие остановились и на что-то пялятся, люди Кормака тоже повернули головы. Оба отряда застыли, охваченные ужасом. Они не могли вмешаться.
Через некоторое время Шеф вышел вперед и заговорил с тем, кто казался главным среди людей на пирсе.
– Сложите оружие! – крикнул он. – Мы обещаем, что вы останетесь живы и здоровы, а потом свободно вернетесь домой. Вам теперь от нас не уйти. А крови сегодня было пролито достаточно.
Воевода с побелевшими губами оглянулся на своих людей, увидел, что они дрожат от ужаса, их боевой дух испарился. Он кивнул, не спеша положил меч и щит. Кутред вышел вперед, пробивая через толпу дорогу для Шефа, вместе с ним направился к краю пирса.
Когда они подошли туда, откуда-то возникла женщина и с криком устремилась на них. Рагнхильда, с ножом в руке, равнодушная к страшной морской бойне, помнящая только о своей мести. Она накинулась на Шефа подобно фурии, опустив нож для удара снизу. Шеф увидел ее приближение, узнал зеленые глаза, которые целовал, волосы, которые столько раз гладил. Копье бессильно поникло в его руке, он подбирал слова оправдания. Подбегая, она кричала что-то, он уловил только: «…убил моего сына!»
Он замер с опущенными руками, парализованный, надеясь на объяснение, на еще одно чудо.
Между ними шагнул Кутред, удар ножа проскрежетал по твердой поверхности его щита. Он инстинктивно поднял щит, чтобы отбросить Рагнхильду. Ее глаза расширились от неожиданного удара, она повалилась назад, потянув за собой щит с острием длиной в фут, которое Шеф приварил собственными руками. Острие пронзило ей сердце под грудью.
– Бог мне свидетель, – сказал Кутред, – это был несчастный случай. Я в жизни не убивал женщин.
– Слишком много смертей, – сказал Шеф. Он склонился над Рагнхильдой, высматривая признаки жизни. Ее губы все еще шевелились, все еще проклинали его. Затем они сомкнулись, и он увидел ее закатившиеся глаза. Когда он ушел, подошел Кутред, наступил на распростертую руку Рагнхильды и выдернул свой щит. Он потряс головой, украдкой оглянулся, не видел ли Шеф, что он только что сделал.
Но взгляд Шефа уже обратился от тела на пристани к кровавой, разрезаемой плавниками поверхности моря. Тут же, не веря глазам, он уставился на другую сторону бухты. На мелководье у противоположного берега сидели двое, ясно видимые в свете наступающего дня. Позади него поднялся гул изумления – все новые и новые люди замечали необычную картину. За сегодняшнее утро уже второе зрелище, которого никто из живущих не видел раньше. Один из Потаенного Народа.
* * *
Эхегоргун, в точности угадав мысли китов, легко и уверенно пересек узкий пролив вслед за вельботами. Он видел, что люди Шефа высадились на берег, видел и слишком самоуверенных моряков, направивших свои лодки прямо в гавань, где их встретили и уничтожили киты. Он держался в отдалении, но прошел вслед за касатками в гавань, уверенный, что заранее услышит, если стадо повернет в его сторону. Он пристроился вблизи от берега так, что лишь макушка торчала, и с виду не отличался от обычного серого камня. Он с любопытством, но без особого интереса следил за делами людей – до тех пор, пока не увидел двоих, – они грузили в лодку сразу узнаваемое мощное тело. Бранд, сын Варна, сына Бьярни. Внук его родной тети.
Эхегоргун прекрасно понимал, что произойдет дальше. У него была лишь пара минут на то, чтобы это предотвратить. Как тюлень он бросился в воду, на мгновенье прильнул к корме «Журавля», оценил расстояние до головной лодки, в которой находились Кормак и Бранд, ощутил биение и сутолоку китовых туш в каких-то нескольких ярдах от себя. Он нырнул, устремясь вперед, как выдра.
Бранд лежал беспомощный и связанный на дне лодки, нога Кормака утвердилась на его груди, и увидел он только серую руку, ухватившуюся за планширь. Затем лодка опрокинулась. Опрокинулась в сторону Эхегоргуна, за доли секунды до первого удара китов. Пока люди кричали и размахивали оружием, могучая десница ухватила Бранда за рубаху, протащила через борт и вглубь, вглубь, прочь от разлетающихся досок и молотящих по поверхности воды рук и ног.
На секунду Бранд поддался чисто человеческому суеверному ужасу. Схвачен марбендиллом, который пообедает им на дне моря. Однако и в этой суматохе он почти узнал вцепившуюся в него руку. Бранд сжался, не сопротивляясь, удерживая рвущийся из груди воздух.
Медленно его тащили под водой, сжимая нечеловеческой хваткой. Под килем «Журавля». Через залив. На мелководье. Когда они оба выбрались, наконец-то сделав судорожный вдох, Бранд уставился в лицо спасителя. Тот в ответ уставился на него. Пока Эхегоргун доставал кремневый нож и разрезал веревки на руках Бранда, они молча искали друг в друге похожие черты, семейное сходство.
Наконец, сидя на мелководье, Бранд заговорил.
– Я оставлял сообщения для тебя и твоих сородичей на нашем секретном месте, – сказал он, – и я всегда соблюдал наш договор. Однако я никак не ожидал увидеть тебя здесь при дневном свете. Ты один из тех, кого встретил мой дед Бьярни.
Эхегоргун улыбнулся, обнажив свои громадные зубы.
– А ты, должно быть, мой дорогой родич Бранд.
Глава 24
– Довольно дорогое занятие обеспечивать вам кров, – сказал Бранд устало.
Шеф не ответил. Он мог бы возразить, что занятие это по временам довольно выгодное, но следовало сделать скидку на настроение Бранда. Шеф не был уверен, сколько дней прошло с момента сражения – в высоких широтах такие вещи трудновато определить. Все находившиеся в поселке люди самозабвенно работали, больше чем было в их силах, останавливаясь, только когда во сне валились с ног. Однако – и это был недобрый знак – темнота возвращалась на небо. Лето кончалось, приближалась зима. В Галогаланде она наступает очень быстро.
Сколько бы дней ни прошло, поселок все еще выглядит едва обжитым. Все три корабля в гавани были потоплены или разрушены. По чистому невезению Квикка и его команда ухитрились правильно установить прицел и выстрелить как раз в тот момент, когда битва была выиграна, попав камнем в «Журавль» точнехонько в основание мачты. Охваченная ужасом перед китами, его команда сумела на веслах подвести корабль к берегу, но никогда больше «Журавль» не сможет отправиться в плавание. «Морж» по-прежнему лежит на дне гавани, его мачта сиротливо торчит над водой. «Чайка» была охвачена пламенем и сгорела дотла. Хотя имеются маломерные суда всех видов, из них нет ни одного достаточно большого, чтобы доплыть на юг до Тронхейма, ближайшего порта, и вернуться с провизией. Со временем большой корабль можно было бы изготовить из уцелевших досок и бревен – потому что хороший корабельный лес, конечно, не найти на этих пустынных берегах и продуваемых всеми ветрами островах. По той же причине трудно отстроить сгоревшие хижины, при всем местном искусстве использовать в строительстве камень и дерн. Большая часть свалившегося на жителей благодаря гриндам богатства исчезла в пламени пожара, а вместе с ним и содержимое складов и хранилищ, где Бранд хранил не только меха, пух и кожи из финской дани, которыми он торговал, но также мясо, сыр и масло, которыми сам кормился.
