Натан ревет.
Натан впал в ступор, он должен восстановить канву событий, а затем разобрать ее нить за нитью. Доказать, что ее не существует, разрушить иллюзию. Убедить себя, что нет ни причин, ни следствий, только реальность. Какая реальность? Кровь, которая, подступив к его ногам, пачкает ботинки? Рана, зияющая в горле близкого человека? Приоткрытая дверь, за которой ждет невыразимое? Нежелание сразу принять то, что выпало на его долю? Эта реальность существует лишь в его голове.
Но она невыносимо мучит его.
Идеально ровная асимптота к его линии боли, уходящей в бесконечную высоту. Они заранее прочерчены в его уме. Он уже знает, как реагировать, как испытывать боль и как ее переносить.
Его научили этому, нужно только вспомнить.
Вопли Бахии.
Ее крики отражаются от стен.
Это гибкая и тягучая боль. Натан чувствует, как она растет и все глубже проникает в его тело. Он знает, что она растет. Видит путь, которым она пробирается, независимо от его желания. Гниль распространяется с быстротой постыдного вируса.
Не сдаваться.
Натан изо всех сил борется с ужасом. Острая боль в левом виске. Он закрывает глаза, чтобы перевести дух. Ему представляется револьвер, голова слегка наклонена влево. И некому нажать на курок, кроме него самого. Но выстрела нет, только эта боль. Он открывает глаза, и картинка исчезает. Снова закрывает их — и она здесь, вездесущая, но выстрела нет.
Бахия достойна лучшей участи. Она не заслужила того, что с ней произошло.
Спустя некоторое время, показавшееся Натану вечностью, Камилла подходит к нему сзади, тогда как Лора, которая оказалась рядом с ним раньше, молча накрывает тело одеялом, взятым с разворошенной кровати.
Как только она прикрыла окровавленное тело Бахии, в голове у Натана что-то щелкнуло. Нужно уезжать. Действовать. Немедленно. Ждать нельзя.
— Иначе мы следующие, — слышит он собственный шепот.
Камилла жутко напугана.
— Что?
— Нужно уезжать из Гренобля.
Он добавляет:
— Немедленно.
Ошеломленная, Камилла не слышит его.
— Нужно бежать из этого города, пока не настал наш черед!
Мягкий голос Лоры:
— И куда же?
— Надо сматываться и поскорее. Я не хочу обнаружить труп Камиллы. Не хочу, чтобы однажды утром она обнаружила мой.
Он поворачивается к Лоре, которая явно не понимает, чем вызвана эта истерика:
— Я не хочу обнаружить твой труп, распластанный на кухонном полу.
Натан плачет от ярости и бессилия.
— Да почему ты должен найти мой труп?
Представив себе эту картину, Натан окончательно теряет самообладание. Он бросает взгляд на сестру. Камилла в прострации, она движется на автомате и не издает ни звука, хотя по щекам ее ручьем текут слезы.
— По дороге объясню. Скоро тут появятся флики. Мы же не будем сидеть и ждать нашей очереди. По крайней мере, сначала мы должны понять. И поэтому у нас есть лишь один выход.
— Какой?
— Залечь на дно.
— Нет!
Это был окрик Лоры. Натан замирает от ее командного тона.
— Нужно сообщить властям, вызвать полицию, начать расследование.
Натан сбрасывает оцепенение.
— Флики ничего не сделают. Уже третий человек за два месяца убит подобным образом. Александр мертв.
Лора выслушивает его без возражений.
— Мой друг Дени Эритье убит при таких же обстоятельствах.
Она напрягается.
— А теперь Бахия. Все убиты одинаковым способом. Из-за того, что проводили исследование вместе со мной. Все они были моими друзьями! Тебя просто здесь не было, вот и все. Ты не в курсе. Тут ты бессильна, да и я тоже. Так что я залягу на дно, поскольку другого выхода нет. Я не знаю, что еще мы могли бы сделать в настоящий момент.
Натан хватает Камиллу за руку и сбегает по лестнице. Лора не забывает закрыть дверь в комнату.
Сомневаться больше нельзя.
ПРИВА,
24 ноября 1999
Первые схватки я почувствовала вечером, относительно рано. Было мгновенно принято решение переместить меня вниз, в родовую палату. Мои чувства обострились сами собой, разбуженные резкой болью в одном из отделов мозгового ствола. Подступила тошнота.
Ребенок готовится выйти наружу. Эта короткая мысль приводит меня в ужас. Глаза наполняются слезами, но я тут же сдерживаю их.
«Что появится на свет из моего чрева? Что они сделали с моим телом?»
Мою нервную систему стремительно охватывает паника, нервы натянуты, словно тетива лука. Раздается громкий сигнал. Появляется ассистент со шприцем. Ни одна эмоция не отражается в его взгляде. Герметичный комбинезон придает ему холодный, нечеловеческий вид. Проступившая на надбровной дуге капля пота и дрожь в его руках контрастируют с совершаемыми им механическими манипуляциями. Мне вливают холодную жидкость. Я вздрагиваю. Мышцы разом расслабляются. Парадоксальное состояние сонливости и частичного бодрствования.
Всего ассистентов семнадцать. Это исключительно мужчины. Ни одна женщина не получила права входить в палату во время проведения операций по извлечению. Женщина способна «сбить электронейронные реакции вынашивающей матери» — уточнил директор.
Все в одинаковых комбинезонах. Каждый выполняет строго определенную задачу. Настоящий конвейер для опытов, кольцо из лаборантов, из множества маленьких рук, и каждая на своем месте — отрезает, взвешивает, отбирает образцы, оценивает малейшую частичку моего тела. Есть только руки, без лиц. Вместе они исполняют нечто вроде выверенного с точностью до секунды медицинского балета, смысл которого от меня ускользает. Чистейший технический рационализм.
Теперь человеческие руки — всего лишь действующие протезы измерительных машин, окружающих мое ложе.
Контроль над операцией осуществляют Фоб и биохимики Ханс Финхтер и Эрнст Браун. Также присутствует доктор Бедад. Правильный ход операции на практике обеспечивает нейрохирург Иван Леар из гинекологического отделения клиники Ламарк в Балансе.[33]Человек-в-сером восседает в глубине зала, пролистывая папку с техническими записями. Операция становится похожа на мессу. На богослужение, во время которого, под покровительством Астарты и Ваал-Верифа, меня приносят в жертву.
У всех напряженные, сконцентрированные лица. Бема ставит новую капельницу. Почувствовав его ледяное прикосновение, я инстинктивно отдергиваю руку, мешая ему. Он бесстрастно кладет ее на место, пристегивает кожаным ремнем и подает ассистенту знак сделать то же самое со второй рукой и лодыжками. Одна рука в перчатке отклоняет мою голову назад, а другая надевает и фиксирует металлический обруч, который позволяет удерживать затылок в нескольких сантиметрах над операционным столом.
