– Так нанимай! Кто тебе доктор? – ответил Андрей.
– Триста! – ответил Феликс.
– Фела! – Андрей улыбнулся. – За триста пятьдесят я сторожил твою хавиру в прошлый Новый год... У тебя шо, плохо с памятью?
– Хорошо! Триста пятьдесят!
– А инфляция за год?
– Андрюша! Дорогой мой человек! У меня с того времени работают шесть молодых качков! За двести!!! И если ты не будешь самым хитрожопым, то я таки дам тебе за твои красивые глаза триста пятьдесят, и ты будешь седьмым!
– Тогда обращайся к ним, а я буду просто «на посидеть» в Новый год за праздничным столом с друзьями!
– Так это же натуральный грабеж! Люди! Посмотрите на этого запойного алкоголика, который возомнил о себе, шо он самый красный перец! Четыреста! Как ты и хотел, и фуй с тобой, «золотая рыбка»!
– Сейчас!
– После вечера!
Андрей улыбнулся еще раз:
– Фела... «Версаль» всегда забит под завязку. Особенно на праздники... У тебя мест на четыреста с лифуем рыл. В Новый год в прошлом году ты брал по сто пятьдесят баксов с рыла. А в этом году, я уверен на сто процентов, возьмешь не меньше чем по двести... И шо? Ты не можешь найти четыреста сейчас?
– Нет.
– Тогда завтра после всей ночи пятьсот!
– Это шантаж!
– Это ты сам предложил мне работу, и мы имеем думать, сколько она, та работа, стоит. И ты знаешь, шо я не люблю, когда меня имеют за придурка.
– И де только ты научился так нагло разговаривать? Скажи, и я отправлю туда своего сына на поучиться!
Феликс поковырялся во внутреннем кармане пиджака, явил на свет четыре стодолларовые купюры и передал их через весь стол Андрею, сопровождая словами:
– Грабеж посеред бела дня! Натуральный рэкет поперек праздника! И скажите мне, где будут мои нервы, если я каждому такому халамиднику буду давать по четыре сотни баксов вперед за ту работу, на которую он может просто не прийти?! Я вас спрашиваю?!
– В жопе! – ответил Андрей.
– В жопе они уже давно, юноша! Я хочу знать, иде они будут глубже моей собственной жопы! Вот уж правильно говорят, что где прошел один хохол-одессит, там двум евреям-одесситам делать нечего. Завтра в 20.00!
– Ладно! – Настроение Андрея резко улучшилось, и он даже заулыбался, впервые за последний месяц. – Ты же меня знаешь!..
По рюмкам разлили водку, и в этот момент к Андрею подсела Лина[32], которая спустилась в бар вместе с другими официантами из основного зала, где они готовили столы к завтрашнему дню.
– О! Явление! – Она придвинулась поближе. – Ну!!! И де тебя носило целых два месяца?
– В Афганистан ездил.
Генка и Лина переглянулись между собой как-то странно.
– Давно квасишь? – спросил у Андрея его старый друг.
– Недели две уже.
– Ага... Ну, ясно.
– А ел ты в последний раз когда? – Лина заглянула Андрею в глаза.
– Не помню, – честно ответил он. – Тоже, наверное, недели две.
– Шо, только водку и жрал?
– Ага. Ее, родимую.
– И не сдох?
– Не дождутся!
– А в Афгане че делал? – спросил Гена.
– За Усамой охотился.
Генка и Лина переглянулись еще раз.
– И как? Поймал?
– Не... Он в Пакистан ушел.
Гена долго и пристально смотрел на Андрея, а потом сказал с состраданием в голосе:
– Кончай бухать, братишка. А то такими темпами ты и на Юпитер слетаешь за террористами. Только не вернешься больше – у твоей ракеты двигатель накроется.
– Чем?
– Звездой!
Андрей улыбнулся и завернул прямо перед его носом здоровенный, смачный кукиш.
– Давай, пожуй маленько! – Генка пододвинул к нему тарелочку с жареными куриными ножками, а Лина поставила рядом тарелку с оливье. – Пожуй, а потом бахнем по маленькой, за наступающий праздник.
Ровно через минуту за столом стихли все разговоры.
Вся собравшаяся компания смотрела на то, с какой жадностью и скоростью Андрей уплетал за обе щеки все, что попадалось под руку, без разбора. Оливье, куриные ножки, мандарины, рыба, яблоки, грибной жульен... Все шло, как в топку доменной печи.
– Шо ж ты ко мне не пришел, земеля? – медленно проговорил Феликс. – Раз пожрать было нечего? Или я не нашел бы в ресторане, чем тебя подкормить? У тебя деньги-то есть на еду?
– Бу-бу-бу-бу-бу! – пробубнил что-то Андрей с набитым ртом.
– Шо ты там бубукаешь? Я спрашиваю, деньги есть у тебя, Аника-воин?
– Ты же мне сам только что дал, Фела! Лечи память, а то шо ж ты тогда за еврей, который забывает, кому какие деньги дает?
– За тех, шо я тебе дал, ты мне завтра пойдешь в магазин и купишь себе приличный костюм! Я шо тебя, на один день на работу беру?! Я спрашиваю, на еду у тебя деньги есть?
– Я выкручусь как-нибудь.
– Ты шо, вошь на гребешке? Крутиться он будет!.. – Феликс поковырялся в кармане пиджака и извлек на свет божий еще четыре стодолларовые бумажки. – Передайте ему денег.
– Фела... – Андрей перестал жевать. – Я не беру в долг. Мне нечем будет отдавать!
– А кто сказал, шо я даю тебе в долг? Кто-то слышал? Я и давать в долг – это два разных человека! Это твоя зарплата за работу в «Версале» за январь... Отработаешь восемь вечеров в шиши и шабат (в смысле в пятницу и субботу), и мы в расчете.
– А дальше?
– А дальше будешь работать на благо меня, за эти деньги! Или мало? Если тебе мало полтинник баксов в день, то нам с тобой не по пути!
– Нормально, – ответил Андрей. – Спасибо, Феликс.
– Ты свое «спасибо» заверни в тряпочку и засунь себе в гудок! А мне не «спасибо» надо, а нормальная работа ресторана, и шобы было без эксцессов, шума и пыли!
– А твои молодые качки как же?
– Да пошли они в то место, на котором я сижу! «Толстолобики»! Этими бараньими головами только стены пробивать! Там же в голове одна кость – мозгов даже у таракана с Привоза больше!..
Он поднял рюмку и выдал тост:
– За проверенные кадры!
Все выпили, и Феликс поставил последнюю «точку» в своем монологе:
– Лина! Соберешь на кухне пару пакетов приличной еды этому товарищу. – Он указал пальцем на Андрея. – И возьми из холодильника литровую «Finlandia», чтобы он не пил всякое говно! И приведи его до завтра в человеческий вид! Вы же почти год вместе жили. Ну, так дай ему, что ли, разок-другой. А то у него от спермотоксикоза скоро глаза вывалятся! Короче! Чтобы завтра был как огурец!
