на четыре года старше. Как ни странно, даймё тоже не забыл бедную дальнюю родственницу, когда-то вытиравшую ему сопли.
Замок Окадзаки был меньше Киёси, но такого же типа, с трехъярусной тэнсю в виде пагоды на каменной основе. Моей семье отвели покои на втором этаже, где жили приближенные, большую часть которых моя жена знала. Остальные были пришлые, родственники Имагавы Сэны, жены даймё. Ханако быстро наладила с ней отношения. Видимо, жизнь со мной научила ее умению слушать и не слышать, что является залогом крепкой семьи, и терпению к чужим недостаткам, что помогает заводить друзей. Впрочем, имелся еще один важный сближающий фактор — обе были беременны.
Наверное, поэтому Мацудайре Мотоясу не сиделось в замке. Он решил воспользоваться тем, что у рода Имагава все еще шли разборки, кто должен быть даймё. Официально числился Имагава Удзидзанэ, двадцатитрехлетний старший сын и наследник, который, как и его коллега из Мино, оказался поэтом. Его бы давно прихлопнули по-тихому или не очень, но не позволяла старая гвардия, набранная погибшим отцом из дзисамураев, получивших за верную службу земли, конфискованные у богатых родов, не захотевших или не успевших вовремя прогнуться. Новая элита понимала, что при другом даймё вернутся туда, откуда с таким трудом выкарабкались.
— Я хочу отвоевать земли, ранее принадлежавшие нам и подло отобранные людьми Имагавы Ёсимото. Это, в том числе, и деревня Тоёкава, ранее принадлежавшая Номи Тадаоки, отцу твоей жены. Если завоюем, получишь ее назад, — пообещал мне Мацудайра Мотоясу.
Я отнесся к его словам спокойно. Ода Нобунага обещал мне намного больше. Наверное, потому, что намного богаче.
Армия даймё Микавы состояли из неполной сотни самураев и неполных четырех сотен асигару-яри и асигару-сясю. Все остальные подданные не считали себя таковыми и на призывы сеньора не откликались. Впрочем, и воевать нам предстояло не с все еще грозным родом Имагава, а с несколькими обнаглевшими самураями, которые воспользовались слабостью рода Мацудайра.
— Надеюсь, Ода Нобунага предупредил тебя, что на поле боя надо прислушиваться к моим советам, потому что вы пока не знаете, как лучше использовать асигару-тэппо? — задал я каверзный вопрос, потому что знал о мании величия даймё Овари, который все победы считал только своими, но в тоже время не собирался погибнуть из-за безграмотных действий его молодого коллеги, который мог заразиться этой же болезнью.
Судя по легкому смущению Мацудайры Мотоясу, предупредить его забыли или постеснялись.
— Во время сражения твоей обязанностью будет прикрывать нас с фронта и флангов и наблюдать, как все остальное мы сделаем сами, — подсказал я.
— Хорошо, — быстро скомкав гордыню, согласился он. — Мой отец говорил, что надо подбирать опытных советников и исполнителей и полагаться на них.
Если его слова будут совпадать с делами, то из этого парня получится толковый правитель.
29
Поле боя выбрали мы. Это была узкая долина с небольшим уклоном в сторону врага между двумя холмами с крутыми склонами, поросшими деревьями и кустами. В этом месте трудно было напасть на нас с флангов. Да и для нападения с тыла пришлось бы нарезать большой круг и потом атаковать по узкой дороге, которую мы завалили срубленными деревьями. Заграждение заодно давало понять нашим воинам, что убежать будет трудно, так что лучше победить. Микавские асигару-яри вытянулись во всю ширину фронта перед стрелками. Сразу за ними стояли оварийские асигару-тэппо в центре и микавские асигару-сясю на флангах. Конные самураи, разделенные на две равные части расположились по обе стороны от Мацудайры Мотоясу, который, как здесь принято, сидел на раскладном стуле в тени крайних деревьев.
Противник счел, что мы всего лишь сделали привал на ночь, и потратил два дня, надеясь, что выйдем на удобное для него место. Не дождавшись, пришел в эту долину, разместившись на противоположном краю ее, где отдыхал еще сутки, уверенный, что мы нападем первыми. Наверное, сказывалась особенность японского менталитета, согласно которой начинать должен был старший по статусу или возрасту, то есть в данном случае даймё, даже если он враг.
Наше нежелание атаковать приняли, видать, за трусость, потому что врагов было раза в два больше, причем половину составляли тяжелые кавалеристы. Они и двинулись в атаку первыми. Вчера был дождь, земля не высохла полностью, поэтому пыли поднималось мало и копыта стучали приглушенно, но все равно от мерного и мощного их перестука и вида летящей на тебя большой и тяжелой массы по спине пробегал холодок, а в низу живота сжимался твердый тугой комок, вызывавший тошноту. Казалось, сейчас прокатятся по нам катком, и останки можно будет сгребать лопатами. Наши асигару всех мастей и многие самураи тревожно оглядывались, чтобы убедиться, что даймё и другие командиры не удрали.
Я демонстративно заложил руки за спину. Хотел было просвистеть что-нибудь задорное, чтобы отогнать страх, но потом вспомнил, что у японцев не принято свистеть. Наверное, потому, что денег у них сейчас практически нет, так что не просвистишь их, а чего зря стараться⁈
Когда до вражеской конницы оставалось метров сто, я скомандовал:
— Приготовились!
Асигару-тэппо обязаны по этой команде поправить фитиль, чтобы без проблем смог поджечь затравку. Кто-то выполнил приказ, кто-то нет. Может, действительно не надо было, а может, с перепугу забыли, что надо сделать.
На дистанции метров пятьдесят я отдал следующий:
— Огонь!
Громыхнуло почти залпом. Нервы у всех напряжены, реагируют быстро. Облако черного дыма было пока прерывистым, не мешало разглядеть, как падают убитые и раненые люди и лошади, а перепуганные остальные, и первые, и вторые, так сказать, тормозят всеми четырьмя копытами или встают на дыбы. Скакавшие сзади налетали на них, из-за чего к свалившимся от пуль добавились упавшие из-за столпотворения. Второй залп добавил паники, истеричных криков и ржания. После третьего те из отважных всадников, кто уцелел от пуль и стрел и удержался на коне, начали разворачиваться. Следующие три залпа, выкосив часть вражеских самураев, придали остальным ускорение. Они налетели, сбивая с ног, на подбегавших им на помощь асигару и помчались дальше. Безродные пехотинцы тут же последовали за благородными конниками.
Я повернулся к Мацудайре Мотоясу, вставшему, наверное, от удивления и уронившему на раскладной стульчик веер, который сейчас является обязательным атрибутом полководца, мечтавшего, чтобы его считали смелым и опытным, и сделал приглашающий жест:
— Догоняйте трусов!
Даймё кивнул и высоким, петушиным голосом проорал:
— Вперед!
Наши самураи, резко осмелевшие при виде удирающих врагов, рванули в погоню. Догнали они в основном вражеских асигару, но и несколько раненых и спешенных самураев завалили, после чего останавливались, чтобы отрезать у трупа голову. Если вернешься домой без такого трофея,
