пальцами в землю. Она чувствовала, как нечто большое, горячее, тёмное поднимается из самой глубины её души, рвётся наружу.
Злоба. Это была она – огромная чёрная злоба.
Она носила в себе эту злобу с рождения – именно её почувствовала Марфа, впервые взяв новорождённую Весту на руки. Сейчас эта злоба овладевала Вестой, наполняла каждую клеточку её тела, заставляла её трястись в конвульсиях, сжимать кулаки, стучать по земле, кричать не своим голосом. Сейчас она становилась той, какой была зачата и рождена – полной ненависти, злобы, страха и отчаяния. Когда Веста поняла это, она обмякла и в изнеможении опустилась на землю. Глаза её закрылись от усталости, и она уснула.
Оро, в страшном волнении крутившийся возле неё всё это время, опустился рядом, чтобы согреть Весту и боялся пошевелиться, чтобы ненароком не потревожить беспокойный сон девушки. Ветер гудел над тёмным лесом, убаюкивая лежащих на земле девушку и медведя своей тоскливой, заунывной колыбельной песней…
* * *
Веста выходила из леса, ощущая себя другим человеком. Где-то там, в чаще, на сырой земле, осталась лежать её невидимая прежняя оболочка, размокшая от дождя. Сейчас она знала о себе всё, знала тайну своего рождения, знала о страданиях своей матери. И ей хотелось лишь одного – мстить, выплёскивать свою злобу. Но сначала нужно было разобраться с порчей, которую колдун наслал на Елисея. Елисей тут ни при чём, он не должен страдать из-за неё.
Оро шёл за Вестой до тех пор, пока деревья не стали редеть. Тогда она обернулась к медведю и закричала зло:
– Не ходи за мной, Оро! Всё кончено, я уже не та Веста, которую ты знал, я другая! Сейчас я дочь своего отца! Уходи, я не вернусь больше в этот лес! Прощай!
Медведь остановился, но не ушёл. Тогда Веста стала махать на него руками, а потом подняла с земли еловую шишку и запустила в него. Оро стоял неподвижно, опустив голову к самой земле. Бурая шерсть его, некогда гладкая и блестящая, сейчас свалялась и висела по бокам колтунами, упитанные бока обвисли, тёмные умные глаза были полны тоски. Когда шишка, брошенная Вестой, с глухим стуком приземлилась у его лап, медведь развернулся и пошёл прочь. Веста вытерла кулаком глаза и пошла вперёд быстрым шагом, не оглядываясь…
* * *
Елисей встретил жену на пороге и ужаснулся: одежда её была грязной, волосы спутались, и в них застряли мох и хвоя. За прошедшую ночь она будто изменилась до неузнаваемости: на нежном лице застыла суровая маска, в глазах горел незнакомый прежде огонь, некогда плавные линии губ стали жёстче.
Налив Весте горячего чая, Елисей как мог старался сохранять хорошее настроение, несмотря на то что сильная боль временами по-прежнему мучила его.
– Как Оро поживает? Видела его? – спросил Елисей, чтобы хоть как-то разрядить напряжённую обстановку на кухне.
– Никак, – отрезала Веста и уставилась в чашку.
– Раз уж ты вернулась, Веста, ты к колдуну-то сходи, надо снять с Елисея порчу, – Анна подвинула Весте блюдо с пирожками, в надежде задобрить её.
– И без вас знаю, что мне делать! – огрызнулась Веста, даже не взглянув на ароматную выпечку.
В спальне она зажгла свечу и окурила комнату сильными ведьминскими травами. Закрыв глаза, она села на кровать, ощущая, как внутри неё всё бурлит. Вот-вот и её злоба выплеснется наружу.
– Приляг, любимая, тебе нужно отдохнуть, – Елисей уложил девушку на кровать, прикрыл одеялом и вышел из комнаты, задёрнув за собой занавеску.
Веста резким движением сбросила с себя одеяло, встала, распахнула деревянные ставни и вылезла окно. Быстрым шагом она шла по улицам к дому колдуна Захара. Она не знала дороги, но ноги сами вели её правильным путём.
Колдун ждёт её? Пусть ждёт, она уже близко…
Глава 6
Захар
Колдун сидел за столом и наливал себе третий по счету кубок полынной настойки. Он будто не замечал, что из дальней комнаты его мрачного, неухоженного дома доносятся вымученные стоны и тяжёлые вздохи. Он не пошевелился даже тогда, когда увидел в окно, как через двор по направлению к дому быстрым шагом идёт девушка. Он не удивился, но губы его едва заметно дрогнули – он ждал её.
Длинное платье гостьи путалось в ногах, светлые неприбранные волосы развевались по ветру. Её красивое бледное лицо было мрачным и напряжённым.
Что-то кольнуло в груди колдуна. Что это? Может быть, вина? Стыд? Волнение? Он усмехнулся своим мыслям. Ему чужды все эти чувства. Всегда были чужды, а теперь и подавно. Боль в груди – это старость, напоминание о том, что человек всего лишь мешок, наполненный костями и мясом, и этот мешок рано или поздно приходит в негодность даже у колдунов. Он вылил полынную настойку в рот, сморщился и отставил пустой кубок в сторону.
Услышав громкий и настойчивый стук в дверь, старик неторопливо поднялся и кряхтя пошёл к двери. Стоны из дальней комнаты усилились, и он на ходу гаркнул в сторону открытой двери:
– Умолкни! А не то я заставлю тебя замолчать твоим излюбленным способом!
Стоны стихли, и Захар открыл дверь. Девушка вошла в дом, осмотрелась, и только потом её взгляд остановился на высохшем, сером лице старика. Лицо её выражало негодование.
– На поклон явилась? – спросил колдун, и в голосе его прозвучало торжество.
– Нет, – твёрдо ответила девушка, убирая от лица растрепавшиеся волосы.
– Значит, муж твой решил терпеливо сносить боль? – усмехнулся колдун. – Ну и правильно. Захотел жениться на ведьме, вот пусть теперь терпит дурак!
Захар громко рассмеялся скрипучим смехом, и сердце Весты затрепетало от тревоги за любимого. Елисею и так в жизни досталось много боли, ещё и из-за неё страдать.
– Ты Елисея не трогай, он тут ни при чём! – зло бросила Веста, и смех колдуна тут же стих. – Сними с него порчу! Не впутывай его в наши с тобой дела.
Колдун наклонил голову, на лице его мелькнула злая усмешка.
– А ты не приказывай, а лучше поклонись мне, как всякая ведьма, – прошипел он. – Признай мою силу. Тогда и освобожу твоего мужа.
Веста изо всех сил сжала кулаки – так, что ногти впились в мягкую плоть ладоней. Но она не почувствовала боли, все её чувства притупились, все, кроме одного, – огромной, пожирающей её изнутри злобы.
– Я внучка твоя, Захар. Ты ведь это знаешь. Зачем мне тебе кланяться?
Лицо колдуна вытянулось, побагровело и налилось яростью. Он подошёл к Весте так близко, что она почувствовала запах старости, исходящий от его худого сгорбленного тела. Ей показалось, что, толкни она его прямо сейчас, он упадёт и тут же развалится на части.
– Внучка, говоришь? – прошипел колдун в лицо Весте. – А кто тебе сказал, что мне нужна внучка? – колдун нахмурил седые брови. – Я же тебя, новорождённую, сам отдал не съедение медведю. Смотри-ка! Даже медведь побрезговал есть такое никчёмное человечье отродье. Ты думаешь, что за двадцать лет что-то изменилось и сейчас я вдруг раскаюсь? Не дождёшься!
Старик запрокинул голову и вновь засмеялся. У Весты внутри всё похолодело от его жуткого смеха.
– Ты считаешь себя ведьмой, но в тебе нет и половины тех сил, которые есть во мне. Эти силы я хотел передать своему внуку – мужчине, наследнику. Но твоя никудышная мать родила вместо него тебя.
Веста задыхалась от боли, сердце её рвалось на части от жестоких слов колдуна. Она не ожидала встретить здесь радушный приём, она вообще не за этим сюда шла. Но злые слова кровного деда больно ранили её, стрелами царапали сердце. В нём не было ничего человеческого, её дед был хуже самого кровожадного лесного зверя.
Не в силах сдерживать себя, Веста закричала и бросилась на колдуна, стала колотить его тщедушное тело кулаками.
– Это тебе за маму! Это тебе за мою маму!
Злоба, кипевшая внутри неё, вдруг прорвала все преграды и стала изливаться наружу мощными потоками. Старик закашлялся, согнулся пополам от ударов, а потом что-то вспыхнуло в его руке, и Весту мощным ударом отбросило в сторону.
Поднявшись на ноги, девушка снова бросилась на колдуна, но её тело вновь было отброшено неизвестной силой. Больно ударившись о стену, Веста села на пол, потёрла ушибленное место и уставилась на старика злыми глазами. Кольцо колдуна ярко светилось, этот холодный свет создавал невидимую защиту, через которую она никак не могла проникнуть.
– Медведь тогда
