гуманистической мысли в тот период.
«Неслыханные и невиданные прежде искусства и науки»… Изучая труды Витрувия[153], архитекторы и инженеры Кватроченто[154] создали новые оригинальные модели городской и военной архитектуры. Перейдя от планировки отдельного здания к планировке целого города, они внесли в градостроительство элемент рациональности и организации. Географы и картографы (самым известным из них был друг Брунеллески — Паоло Дель Поццо Тосканелли) составили новые imagines mundi[155], которыми руководствовались мореплаватели и путешественники, впервые ступившие на берег Нового Света. Наконец, открытия в области оптики, механики и общей физики Леонардо да Винчи (1452–1519) стали достоянием мировой прикладной науки.
Вместе с тем, несмотря на приведенные соображения, было бы серьезной исторической ошибкой усматривать в гуманизме истоки современной научной мысли. Она сформировалась позже и под влиянием более сложных факторов. Что же касается личности Леонардо, изобретателя машин будущего и автора поражающих воображение портретов, это прежде всего его исключительность. После него уже никто не внес такой же вклад в культуру итальянского Возрождения в области науки и научной мысли.
Отныне крупнейшее открытие гуманизма — беспристрастие и объективный характер исследования — применялось к любой форме человеческого знания.
Гуманисты и итальянское общество
В предыдущем параграфе мы попытались показать, какой огромный вклад внесла гуманистическая культура в развитие цивилизации и общественной мысли Нового времени. Теперь поставим более узкий и ограниченный по времени, но не менее важный вопрос. Как гуманисты строили свои отношения с обществом в рамках итальянских городов и государств, где они жили и работали? И наконец, какова была политическая ориентация интеллектуалов как социальной группы? Отметим, что это вовсе не абстрактные вопросы. Их ставили и на них пытались дать ответ сами гуманисты. Уже начиная с Колюччо Салютати (Колуччо Салутати) (1331–1406), одной из основных тем гуманистической литературы стал спор о жизни активной и жизни созерцательной. Большая часть участников диспута и прежде всего флорентийские гуманисты отстаивали идею превосходства первой над второй. По их мнению, ученый не имеет права замыкаться в тиши своего кабинета, а должен заботиться о семье, друзьях и родном городе, т. е. жить «гражданской» жизнью. Именно так — «О гражданской жизни» — озаглавлен знаменитый труд другого флорентийского гуманиста Маттео Пальмиери. Однако для многих гуманистов, принимавших активное участие в политической жизни города и занимавших высокие общественные посты, эта проблема и не возникала. Так, деятельность Колюччо Салютати не ограничилась приглашением во Флоренцию первых греческих ученых из Византии. Став канцлером, он воспел свободу своего города, не пожалев усилий и творческого пыла для защиты республики от нападок находившихся на службе Висконти гуманистов. На должности канцлера преемником Салютати стал другой выдающийся гуманист Леонардо Бруни. Его произведения «История флорентийского народа» и «Восхваление города Флоренции» также пронизывает чувство глубокой любви к своему городу.
Некоторые гуманисты считали своим «гражданским» долгом организацию заговоров. Так, в 1453 г. Стефано Поркари был приговорен к смерти на эшафоте за участие в заговоре против папы Николая V, бывшего, между прочим, ценителем и покровителем studia humanitatis. Поплатился жизнью и миланец Кола Монтано, ставший вдохновителем заговора, жертвой которого пал в 1476 г. герцог Галеаццо Мария Сфорца. В заговорщической деятельности против папы были также заподозрены (и не без основания) выдающийся гуманист, основатель Римской академии Помпонио Лето[156] и назначенный папой Сикстом IV на пост префекта Ватиканской библиотеки Бартоломео Сакки (по прозвищу Платина). Разумеется, не все гуманисты разделяли республиканские убеждения флорентийских канцлеров или же тираноборческий пыл заговорщиков. Некоторые из них, как, например, уроженец Виченцы Антонио Лоски, находились на службе у синьоров и в противовес апологетам «флорентийской свободы» выступали за принципат. Однако все или почти все гуманисты принимали активное участие в политической жизни своего города, накапливали «гражданский» опыт и размышляли о происходящих событиях. А потому представляется совершенно правомерным вопрос, не могла ли гражданская идея отдельных гуманистов (как это произошло в эпоху Просвещения) стать основой общей политической программы интеллектуалов и претвориться в конкретные действия по обновлению общества. Для того чтобы ответить на этот вопрос, необходимо выяснить, существовали ли подобные прецеденты в европейском обществе XIV–XV вв. Ответ дает нам сама история. Два величайших реформатора эпохи великих соборов[157] и борьбы за реформу Церкви — англичанин Джон Уиклиф (Виклиф) и чех Ян Гус принадлежали к числу мыслителей и преподавали в университетах. Однако это не помешало им и их сторонникам стать политическими деятелями и возглавить крупные общественные движения. Будучи глубоко верующими людьми, они утверждали, что если общество действительно управляется по законам Божьим, то оно должно быть избавлено от злоупотреблений и всесилия грандов, разврата епископов и прелатов, страданий бедноты. Они были твердо убеждены в том, что для осуществления предлагаемой ими «реформы» необходимо призвать к священной борьбе всех верующих, поскольку именно в этом и заключается заповедь Божья. Как известно, в мире, где в основе общественной жизни лежала религия, а люди мыслили главным образом религиозными категориями, это был единственно возможный путь изменить существующие институты и порядки. Преобразование общества могло состояться исключительно на основе реформирования религии и Церкви, а восстания бедноты — в результате подъема и революции верующих. Именно по такому пути пошел Мартин Лютер (1483–1546), а в XVII в. — английские пуритане.
Между тем гуманисты едва ли могли действовать таким же образом. И не только из-за несхожести итальянского, чешского (богемского) или английского общества. Уже само общественное положение Джона Уиклифа и Яна Гуса существенно отличалось оттого, какое занимали гуманисты в Италии. Иными были и их мировоззрение и культура. Как известно, они выработали принципиально новую, свободную от предрассудков и поклонения идолам модель культуры, накопив тем самым огромный мировоззренческий опыт. Это, в свою очередь, привело их к пониманию политики как монополии писателей и ученых. Отношения между правителями и подданными, по мнению гуманистов, должны напоминать отношения учителя и ученика. Идеальной, с их точки зрения, была республика Платона, где государями и магистратами становились философы. Конечно, правитель мог оказаться недостойным или стать тираном, и тогда Брут имел полное право убить его. Однако совершить это мог только римский патриций, человек, равный Цезарю по образованию и знатности.
Ничто не отталкивало гуманистов больше, чем религиозноунитарное восприятие мира. Они осуждали как лицемерие святош и развращенность служителей Церкви, так
