полного солнца дня было ни капли не холодно. «Я хочу такое в текст, – подумала Габриэль. – Двое сидят на ступенях, ступени облизывает вода, в воде отражаются огни с другого берега, где-то за спиной шумит город, а здесь такая тишина, что чужое дыхание слышно как свое».
Записывать не стала, но не потому, что ерунда. Просто подумала: «Такое не забудется».
Воскресенье у Дани было занято, так что в следующий раз они увиделись на традиционном созвоне. Правда, не для поорать – обсудить обложку.
Можно было обойтись парой строк в сообщении, но текста в их общей жизни и так достаточно. Пускай хоть где-то будут живые, звучащие слова.
«С книгой отлично, – печатает Габриэль. – Заканчиваю разгребать правки, всего тридцать страниц осталось. Скоро приду спорить: глобально ты права, но мелочи мои не трогай».
Она уходит на кухню – сделать чаю и дать глазам отдохнуть. И вспоминает: кажется, в том посте был банальный вопрос про любимую песню.
Даня – тогда еще Даниила – скинула именно эту, про ангела Габриэля.
Бывают же совпадения: в музыкальных вкусах, в странных именах, в нужности друг другу. Красиво, гладко сложилось, прекрасная изнанка у вышивки их жизни. Нечего добавить, нечего убрать – всё в самый раз.
Оглянуться – и идти дальше
«А ведь я справляюсь», – думает Вик. И ловит кончиком языка робкие дождевые капли.
Они с Леной договорились встретиться у метро, и когда Вик подходил к своей станции, припекало солнце, магнитофон уличного продавца хрипел смутно знакомые песни, и только рвущиеся из рук рекламщицы воздушные шарики намекали на перемену погоды. А здесь все попрятались под зонтиками и дождевиками, и затянувшие небо тучи явно не собираются отступать.
Хорошо, что не поверил прогнозу и прихватил пальто. Чтобы середина сентября, полная отголосков тьмы и потустороннего холода, – и вдруг выдалась теплой?..
Два года назад, в такое же переломное, поворотное время, к ним пришел совершенно солнечный Лютый. Зубастый по самые уши, он собирался пугать и раздумывал, не обучиться ли пожиранию; но в итоге стал специалистом по чаепитиям и, кажется, ни разу об этом не пожалел. Разве что после происшествия с сектантами…
Нет, он даже тогда сказал: «Никто не виноват, что эти придурки уцепились за чай. Я буду и дальше ездить к тем, кому чай действительно нужен».
А Вик, как положено нечисти, явился в агентство в Самайн. Заодно вручил себе лучший подарок на день рождения: встал на трудную, извилистую, но ужасно интересную дорогу к своей сути.
Дорога эта в конце концов привела на место заместителя генерального директора. Кто бы мог подумать, а?
Спустя три месяца Вик, вначале сгрызавший ногти под корень, со всем справляется: и собеседования проводит исключительно сам, и канцелярию с чаем, печеньками и водой заказывает вовремя, и совершенно спокойно остается за главного.
А еще, конечно, пьет кофе, который варит Гор. Это одна из важнейших обязанностей, раньше лежавшая на Валерии; Вика потому и выбрали замом: за любовь к кофе. Любил бы чай – остался бы сидеть на своей точке.
Честно говоря, иногда очень хочется туда вернуться. Но, к счастью, с ребятами можно встречаться в выходные, а все заказы про смерть Гор обещал отдавать ему. Живем.
Из-за угла показывается Лена – в куртке нараспашку; наверное, бежала.
– Привет, извини за опоздание!
– Ты не опоздала, – усмехается Вик, – это я приехал слишком рано. – Кивает: – Идем?
И они идут.
– Как твоя жизнь, хтоническое чудовище?
– Замечательно. Колесо года поворачивает во тьму, с каждым днем становится все страшнее и холоднее – прекрасные времена!
Они своего рода самураи, у которых нет цели, только путь – вдоль по улице. Например, сначала прямо; потом свернуть вслед за трамвайными рельсами; заглянуть в гостеприимно распахнутые ворота, пройти через двор, оказаться там, где раньше не были, выбрать методом тыка, куда дальше… И при этом, конечно, говорить и говорить – а то зачем же гулять выбрались?
За год общения Лена привыкла к шуткам про «гроб, гроб, кладбище» – поэтому фыркает:
– Я вспоминаю, какой сюда переехала, смотрю, какой стала; и знаешь… Здорово, что мы встретились.
– Еще как здорово! – охотно кивает Вик. – Иначе кому бы я нервы мотал?
«Ты как всегда», – читается в ее укоризненном взгляде.
– Но если серьезно, ты и правда изменилась. Помню, как ты дрожала за стойкой, когда мы впервые увиделись. А сейчас от тебя шарахаются даже те твари, которые и хтоней-то не всех боятся.
Спрятав руки в карманы, Лена дергает плечами:
– Ты хорошо меня обучил. Если бы не ты…
И не поспоришь.
Вообще-то с обучением Вик непростительно затянул. По-хорошему следовало начать еще до пожирания: неверие – не защита, если ты не видишь – не значит, что не видят тебя. Но сомневающаяся Лена была слишком слабой, невкусной, чтобы кого-то заинтересовать.
А когда она расцвела, превратившись в лакомый кусочек, Вик утонул в самокопании. Ужасно непрофессионально. Оправдывает только то, что проводника в мистическое никогда из себя не строил, а значит, вроде как и требовать с него нечего, и соответствовать он ничему не обязан.
Но пообещал – выполняй.
Поэтому однажды они на два-три часа засели в его квартире; и Вик учил замечать чужой интерес, пресекать вмешательство, выставлять защиту и даже бить. Никакой магии в общепринятом смысле – фаерболов там, мерцающих щитов. Чистейшее природное колдовство, которое есть в каждом, надо только его разбудить.
Лена ушла с гудящей головой – а спустя пару дней похвасталась, как не позволила отожрать от себя кусок. «Правда, меня теперь трясет: одно дело в теории об этом слушать, другое – на практике столкнуться».
После этого Вик вытащил ее на первую мистическую прогулку – чтобы понаблюдала за городом и его потусторонними жителями, прочувствовала, кто безобиден и готов идти на контакт, а кого лучше обходить за квартал, не меньше. С практикой дела пошли проще и быстрее.
Но сегодня они гуляют как друзья. Никакой мистики.
Свернув еще пару раз, они пересекают мост, снова ныряют в первый попавшийся двор – но он оказывается тупиковым. Приходится вернуться и минут пять лавировать в толпе внезапных туристов. И почему они решили, что сейчас – идеальный сезон?..
Наконец от улицы отделяется узенький безлюдный переулок. Можно спрятаться там и снова идти рядом и говорить, а не орать.
– Слушай, – вспоминает Вик, огибая разбитую бутылку, – когда я приходил в январе и донимал дурацкими вопросами, ты сказала, что придумала, как защищаться. Я хотел, но так и не спросил: что ты придумала?
– Только не смейся, ладно? – нервно фыркает Лена. И снова прячет руки в карманы. – Я тебя воображала. В хтоническом облике. Как будто если кто-то нападет – ты ему сразу хребет перекусишь. Помогало.
Она. Воображала. Его?
Серьезно?
Да кто бы стал его воображать защитником? Нет, хтонический вид действительно ужасающий; но как же ехидные усмешки, ворчание из-за каждой мелочи, любовь к неожиданным щелчкам зубами, чтобы вздрогнули все, кто окажется рядом?.. Даже в голову не пришло бы просить о помощи такое невыносимое чудовище!
А ей – пришло.
Рассмеявшись, Вик обнимает Лену – от переизбытка чувств.
– Какая ты славная девочка, как я тебя люблю…
За год знакомства Лена привыкла не только к шуткам, но и к тому, что Вик не может не любить весь мир от земли до звезд. Поэтому, обняв в ответ, шепчет:
– Я тебя тоже.
И – Вик чувствует, знает – ни в каком из смыслов не врет.
Улицы рука об руку с интуицией в конце концов выводят к метро. Посчитав это знаком свыше, Вик и Лена отправляются по домам – немного мокрые и много уставшие. Завтра обоим на работу, то есть рано вставать, то есть хорошо бы и лечь пораньше…
Но Вику не спится – несмотря на прогулку, на прохладный душ, на открытые окна. Прошедший год шуршит рекой, пролившейся сквозь пальцы, и вместо того, чтобы убаюкивать, будит воспоминания.
Чужая депрессия; кофейня; стажировка Тори; пожирание; прогулка по темной улице; разборки с сектантами; вредный гость; йольский корпоратив; еще одно пожирание; долгие самокопания; вручение Тори пальто… Начнешь разматывать клубок – и задохнешься под весом нитей, а это ведь самое начало!
Дальше – удивительно длинная весна; запах черемухи во дворе, где ее никогда не было; кофе на гранатовом соке; звездный рюкзак Лютого; пятилистники сирени; поцелуй на крыльце; эсэмэска от Гора…
И Валерия – которой, кстати, со дня на день рожать.
Обучение; гудящая голова; жара, свалившаяся на город; поездка на пляж… Нет, это все не могло уместиться в один-единственный год!
Но – уместилось. Чудеса.
Тряхнув головой, Вик зарывается лицом в подушку. Странно об этом думать, но он, пожалуй, повзрослел. Стал в чем-то серьезнее, в чем-то – ответственнее, в чем-то – решительнее. А в чем-то, конечно, так и остался полным придурком, невыносимым чудовищем, чтобы жизнь никому медом не казалась.
Но он справляется. Все они справляются.
И все готовы идти дальше.
Лаконичность
«Меня сегодня не будет», – лаконично сообщает Гор в девять утра. «Агентство не развалю;)», – обещает Вик.
