ответ с восхитительным энтузиазмом, прижимаясь лбом и носом к моему и глубоко вдыхая. Ее маленькие ручки вцепились в мои волосы, словно не желая отпускать меня. И когда она это делает, у меня почти разрывается сердце, чтобы опустить ее на землю.
— Пока, мама, — тихо говорит она.
— Будь хорошей девочкой для мисс Киери, Габби, — говорю я, проводя пальцем по ее мягкому, круглому подбородку, и она уходит искать своего маленького белокурого друга Мэтти.
Киери встает рядом со мной, скрещивая руки на своих полных грудях, и ее губы искривляет понимающая улыбка.
— Ты же знаешь, что я о ней позабочусь.
— Вторники хуже всего, потому что я только что получила целый день ее в свое распоряжение. А теперь мне снова придется от нее отказаться.
— Она грустит, когда ты уходишь, но я обещаю, что все это время ей не будет тяжело, — успокаивает меня наша надежная няня, приносящая мне толику облегчения.
Семь других матерей-одиночек, которые живут со мной в пансионе Киери, стали называть ласковую, но ястребиную хозяйку "мадам Киери". Я нахожу это одновременно уморительным и весьма ироничным, учитывая обширный контракт, который мы все подписали, обязуясь не приводить с собой домой мужчин. Киери — это самое далекое от борделя заведение, даже если девушки называют ее нашей мадам.
— Спасибо, Киери. Я ласково сжимаю ее плечо и бросаю на свою девочку последний тоскующий взгляд, прежде чем выскользнуть из комнаты, пока она не успела по мне соскучиться. Я никогда не думала, что самое трудное в жизни матери-одиночки — это каждый день ходить на работу. У меня так много благословений — крыша над головой, хороший доход, чтобы обеспечить все удобства, в которых мы нуждаемся, женщина, которой я доверяю заботиться о моем сердце и душе, пока я зарабатываю деньги. Я не могла и мечтать о лучшей ситуации, и я должна поблагодарить Когана Келли за предоставленную мне возможность.
Но это не та жизнь, которую я бы выбрала для каждого из нас. Потому что это все еще означает выполнение работы, которую я бы ненавидела, если бы осмелилась восстать из мертвых своих принципов. И это отрывает меня от моей малышки на слишком много драгоценных часов в неделю. И все же я не могу жаловаться. Люди, работающие в "Жемчужине", были ко мне только добры. И пока моя дочь счастлива и здорова, счастлива и я.
От дома до работы рукой подать. На оживленном тротуаре Бикон-стрит я чувствую себя в безопасности, даже когда солнце садится и начинается шумная ночная жизнь. Туристы выходят из отелей и ресторанов, их возбужденная болтовня отличает их от местных жителей, которые обычно держатся особняком.
Проскользнув по переулку к черному входу "Жемчужины", я закидываю сумку на плечо и улыбаюсь Виктору, одному из бесчисленных вышибал мистера Келли.
— Привет, Вик, — ярко приветствую я, и в ответ следует его привычное ворчание, когда он открывает дверь, чтобы пропустить меня внутрь.
Почему у босса ирландской мафии так много русских в штате, я так и не решилась спросить. Особенно когда основными способами общения его охранников, похоже, являются ворчание и мертвые взгляды. Но мне не потребовалось много времени, чтобы понять, что почти половина людей, работающих на Когана, не являются официальными членами синдиката Келли. Они — наемная сила. Что я точно знаю, так это то, что они смертельно опасны и просто ужасающи, а значит, никто не станет связываться с девушками, которые танцуют в гостиной мистера Келли.
— Мэл, вот ты где. Я тебя повсюду искала, — говорит Китти, как только замечает меня в коридоре. Схватив меня за руку, она тащит меня в сторону гримерной. — У нас VIP-персона, которая требует опознания, а твой первый номер начнется только через час, так что ты в деле.
Ненавижу, когда моя смена начинается с приватного танца, и я сдерживаю вздох, следуя за ней в хаотичное общее пространство, где девушки готовятся каждый вечер. Вдоль стен выстроились туалетные столики, а зеркала отражают мой образ двадцать раз. Яркие лампочки обрамляют их границы, обеспечивая оптимальное освещение для подготовки.
— Поможешь мне с прической? — Спрашиваю я Китти, беря случайный наряд со стеллажа с костюмами и бросая его на туалетный столик.
— Конечно, — говорит она, закатывая глаза.
Вытряхнув себя из легкого тренча, я одним движением снимаю его и сажусь на стул, чтобы она могла приступить к работе. Я всегда одеваюсь легко, когда прихожу на работу. Так гораздо проще собраться, когда я уже здесь. Сосредоточившись на тенях для век, я позволила Китти возиться с моими густыми локонами. Она — мастер, когда дело касается волос, и с ее помощью я буду готова в кратчайшие сроки.
— Готово, — триумфально заявляет она менее чем через десять минут, и я улыбаюсь ей, нанося третий слой туши на ресницы.
— Спасибо, Китти.
— Да, да. Очередь в третью комнату. Тащи туда свою прекрасную задницу. Сейчас же.
Быстро кивнув, я выпуталась из лифчика и трусиков, натянув еще более короткое белье, соединенное нитями страз и бусин. Впрыгивая в туфли на шпильках, я быстро оглядываю себя, а затем накидываю шелковый халат, который обеспечивает мне комично малое количество скромности.
Пройдя по коридору, я открываю дверь в третий просмотровый зал и без единого слова присоединяюсь к очереди. Мгновение спустя освещение меняется, и я и еще четыре девушки оказываемся в ярком свете прожекторов, чтобы нас мог видеть покровитель по ту сторону стекла.
Я узнаю его. Это один из людей Когана, и я немного удивлена, что он считается VIP-персоной, хотя думаю, что на самом деле он может быть родственником мистера Келли. Двоюродный брат, если я правильно помню, только что с корабля из Ирландии. Так что, возможно, это дает ему особые привилегии.
Я на секунду задерживаюсь, чтобы изучить его: клубнично-светлые кудри, голубые глаза и намек на шевелюру, который говорит мне о том, что его борода, скорее всего, выросла бы рыжей, если бы у него была такая. Он отнюдь не уродлив. У него приличное мускулистое телосложение под тонкой одеждой. Но что-то в его глазах заставляет меня напрягаться. Напряжение в их уголках таит в себе некую злобу, которая мне слишком хорошо знакома. Эту злобу легко распознать, если у тебя есть такой опыт, как у меня.
Его глаза сканируют нас с открытой благодарностью, и, когда они останавливаются на мне, он игриво облизывает губы. Я слегка приподнимаю подбородок, но не подаю никаких других признаков того, что это меня беспокоит. С годами я поняла, что чем меньше я демонстрирую неповиновение, тем больше
