на мировом капиталистическом рынке, выторговывая себе у западных партнеров уступки ценой отказа от поддержки мирных инициатив, а тем временем прилагая усилия для повышения своей конкурентоспособности в новых условиях за счет ускорения капиталистической рационализации, роботизации производства. Результаты такого курса в первую очередь отражаются на простых тружениках.
Но вернемся к проблеме «робота».
«Японский завод в 1990 году будет совсем не таким, как сегодня!»; «Производственные системы без людей будут неустанно работать 24 часа в сутки, без перерыва!»; «Одна ЭВМ — от проектирования до распределения!»
Так почему же японские рабочие не рады столь широковещательным лозунгам и обещаниям? Почему профсоюзы обращаются к предпринимателям и правительству с требованием принять закон об ограничении распространения роботов?
В период, когда страна охвачена растущей безработицей, жесткой инфляцией, все усиливающейся конкурентной борьбой, трудящиеся, естественно, не могут видеть в роботе свою палочку-выручалочку, помощника, облегчающего труд, освобождающего от наиболее тяжелых или неприятных операций. Уже сейчас японский рабочий смотрит на робота как на самого опасного соперника, вырывающего у него из рук самое важное — работу.
Недавно в японской печати появилось сенсационное сообщение о разработке проекта ЭВМ пятого поколения — сверхсложных машин, снабженных «зачатками мозга» — так называемым рудиментарным интеллектом. В сообщении говорилось:, работающие на свете, а не на электричестве, эти роботы-интеллектуалы будут готовы взять на себя долю исследовательских работ, высвободив головы и руки. Но «от чего» и «для чего», собственно говоря, высвобождены будут эти трудовые руки японца?
Как заявляют сегодня рачители консервативного проекта структурной перестройки экономики, роботы в условиях Японии станут тем, чем являются иностранные рабочие (!) в странах Западной Европы; роботы, обеспечив снижение себестоимости продукции, способствуя улучшению ее качества и увеличению производительности, поддержат конкурентоспособность Японии на мировых рынках; экспорт роботов в другие страны, в том числе применение их на японских же предприятиях за рубежом, также обеспечит большую прибыль. Но ведь все это важно для монополий, а рабочему человеку это уже сейчас угрожает безработицей! И не только японские рабочие, но и рабочие японских предприятий за рубежом вряд ли могут приветствовать подобную роботизацию в условиях капиталистического производства.
Но у монополистического капитала есть еще один серьезный довод в пользу роботизации, о котором, правда, его представители говорят меньше: как сообщила газета «Нихон кэйдзай», цена роботов в результате развития электроники с 13 миллионов иен за единицу уже снизилась до 10 миллионов, в то время как заработная плата японских рабочих в результате классовых битв трудящихся за последние десять лет возросла в два с половиной раза. Таким образом, робот и здесь становится выгоднее для капиталиста, чем живой рабочий человек.
Проблема робота — лишь часть более широкого круга проблем, связанных с реализацией нового курса правящих сил Японии. Но в ней, пожалуй, наиболее выпукло отражены возможные в будущем и уже наметившиеся сегодня неразрешимые противоречия экономической политики монополистического капитала. Альтернатива этой политике — курс на демократизацию японской экономики, выдвинутый прогрессивными силами страны. Этот курс призван защищать интересы трудящихся.
ИМПЕРИЯ "ЯКУДЗА"
Слово «якудза» действует на японца, пожалуй, так же, как на русского — «караул!». Разница лишь в том, что передает оно не крик о помощи, а служит для обозначения преступного мира Японии. Но и преступный мир имеет свою градацию, так сказать, шкалу квалификации, масштабности. Так вот, «якудза» — это высший класс бандитизма. Одним словом: «якудза» — «караул!».
Самое общее представление о японских гангстерах можно получить, включив телевизор. Одна из программ почти наверняка будет посвящена преступному миру и полицейским, которые с переменным успехом с ним борются. Достаточно посмотреть три-четыре такие программы, чтобы удостовериться в их простейшей сценарной схеме, по в то же время заключить, что фильмы в значительной степени отражают действительность. Так, почти в каждом сценарии присутствует некий таинственный «элемент», глубоко-внедрившийся в полицейские органы. Посвящая своих собратьев по банде в планы стражей порядка, он неизменно парализует любые их действия—знаменитые полицейские маневры «сакусэн». Если учесть, что до сего времени полиции не удалось достигнуть желаемого успеха в борьбе с «якудза», можно предположить, что в ее рядах и в самом деле находятся лица, информирующие руководителей банд о готовящихся против них мероприятиях.
Трудно указать точную дату появления «якудза», однако известно, что гангстерские союзы в Японии существуют не одну сотню лет. Одни считают временем их возникновения эпоху Эдо (1603—1867 годы), другие полагают, что корни их уходят в еще более далекое прошлое. Как бы там ни было, в услугах «якудза» всегда нуждались те, кто шел к намеченной цели путем обмана, шантажа, насилия.
В давние времена «якудза» жили своим собственным мирком, своего рода миром неприкасаемых. Этот мир ограничивался рамками «якудза-сима» — «острова-якуд-за», района господства банд. За пределы острова вселявшие ужас «якудза» выходили в случае выгодных «заказов». По старому кодексу, отправлявшимся на дело бандитам запрещалось трогать людей, оскорблять их на улице, наносить телесные повреждения. По существу же, требования «заказчиков»-феодалов диктовали и методы «якудза», которые никогда не останавливались ни перед моральным, ни перед физическим уничтожением намеченной жертвы. Феодалы прибегали к услугам представителей двух видов силы: самураев они использовали для открытой борьбы с противником, «якудза» — для действий исподтишка. Именно поэтому для «якудза» было важно сохранить облик незаметных, незадиристых.
С тех пор Япония до неузнаваемости изменилась, и если пережитки феодализма все еще прочно соседствуют с принципами высокоразвитого капиталистического общества, то сама его структура, включая человеческие отношения, во многом стала иной. Изменились и «якудза», долгая история которых явно придала им больше уверенности. «Якудза» стали чувствовать себя «равноправными» членами общества, неотъемлемой его частью, и это изменило их поведение. Как-то уже в наши дни один из главарей «якудза», гангстер преклонного возраста, во всеуслышание пожаловался на «испорченность» молодого поколения: дескать, раньше «якудза» боялись ступить даже на тень человека, вели себя скромно, старались раствориться среди обычных людей, вести образ жизни, который бы не бросался в глаза. А теперь..?
И действительно, в последнее время многое в характере японского общества помогло гангстерам избавиться от своего рода комплекса неполноценности: в конце концов, бизнес есть бизнес, и главное — доказать свою жизнеспособность. А ее «якудза» убедительно демонстрируют через насилие и террор. Вот почему в наши дни даже случайные встречи с японской мафией нередко заканчиваются смертельным исходом.
Жестокость японских «якудза»
