на привокзальную площадь, так и хочется спросить: «Ну, как вы жили тут без меня?»
Вот и сейчас. Мне показалось, что я давно уже не был в городе и все тут стало по-новому и что-то произошло.
Я внимательно смотрел на улицы из окошка трамвая. Но ничего, конечно, за такое короткое время не случилось. Только Козлика не было теперь с нами.
Едва мы приблизились к нашему дому, Дубарев сказал:
— Ну, я пошел. Дел теперь — уйма. Отец, наверное, вернулся с работы.
— Ты иди, иди, — сказал я. — Тебе надо собираться. Не забудь только на прощанье зайти ко мне.
Дубарев побежал к своей парадной, а я один вошел в наш двор.
Там было уже все по-вечернему. Играла радиола в одном открытом окне. Асфальт был чисто выметен. По нему прогуливались голуби. В скверике на скамейке сидел Файзула. Возле него стояла пиала и фарфоровый чайник. В нем Файзула по многу раз в день заваривал зеленый чай.
Файзула протянул мне руку. Он делает это так: правую руку подает, а левой поддерживает. Это по-узбекски, Файзула ведь узбек.
— Где же вы ходили? — спросил он. — А я ведь вас жду, жду…
— Мы были за городом, — сказал я. — Файзула, а почему ты утром с нами не поздоровался?
— А вы меня видели, да?
— Видели. Ты ехал на «ТУМе», и у тебя в прицепе лежала доска.
— Доска лежала… Правильно. Вы меня, значит, видели? Я хотел, чтобы вы меня не видели. Я вам тут приготовил один секрет…
Он махнул рукой и сказал:
— Ну, все, эй, все сюда!
Но во дворе, кроме меня, никого не было. Файзула этого не понял и пошел вглубь двора.
— Ну, идите сюда, идите!.. — говорил он на ходу. — Вот Файзула приготовил вам секрет!..
Там, в глубине двора, возле песочного ящика стояли свежевыструганные качели: две стойки и закрепленная между ними доска.
— Вот, — сказал Файзула. — Теперь вам будет хорошо, правильно? Не надо уходить со двора. Зачем уходить со своего двора? Надо гулять во дворе. У нас двор чистый, хороший… — Он остановился. — А где же все остальные?
— Никого больше нет, Файзула…
— Никого больше нет?.. — повторил он. — А где?
— Одни остались на даче, это Козлик, а Дубарев завтра в лагерь уезжает.
— Ты один?
— Один, — сказал я.
— Значит, мне их с учета снять?
— Да.
Файзула погрустнел, задумался.
— Но ведь это хорошо, Файзула! — сказал я. — Тебе будет меньше заботы! Будешь отдыхать.
— А для кого же я сделал качели?
Я сказал:
— Это для нас! Покачай меня, Файзула, пожалуйста.
— Тебя покачать?.. Хорошо.
Я сел на доску верхом. Файзула взгромоздился с другой стороны. Он поднял меня вверх, и мне никак было его не перетянуть.
— Как же мы будем качаться? — спросил Файзула. — Ведь я такой тяжелый! Я такой сильный!
— Ничего! — крикнул я сверху. — Вот соберемся все осенью, хоть сколько сажайте взрослых, все равно перетянем!
— Правильно, перетянете! — сказал Файзула. — Хорошо тебе там наверху? Еще посидишь или спускать?
— Спускай!
Мы встали на землю. Файзула смеялся.
— Видишь, как я красиво сделал?
— Спасибо тебе, Файзула.
— Ну, а ты сам? Ты почему никуда не уехал?
Я ничего ему не сказал.
* * *
Почему я никуда не уехал — это другой разговор. Просто неохота сейчас об этом распространяться. Даже не стоит спрашивать.
Теперь, может быть, и уеду. В деревню, к бабушке. Она с весны меня ждет.
