Пусть и пленница, а выказать уважение монарху необходимо, как минимум, чтобы не лишиться головы из-за глупости.
— Последняя женщина, которая побывала в этих стенах, лишилась зрения, — улыбнувшись холодной улыбкой, не выражающей ни намека на радость, констатировал Радовид. — Причем, от моей руки. Назовите хоть одну причину, по которой вы не должны повторить ее участь.
О болезненном наказании Филиппы Эйльхарт — своей бывшей советницы чародейки — Алетта была прослышана. Едва хватило самообладания, чтобы не отвернуться, однако лицом она наверняка сделалась белее снега.
— В отличие от Филиппы Эйльхарт, я не предавала, а была предана. И эти люди поплатились за свое предательство.
— Самосуд, тем более над князем и его семьей, который стоит выше вас по статусу, довольно… как бы сказать… опрометчивый поступок. У вас есть доказательства?
Король подошел ближе к камере, охранники в латных доспехах оставались неподвижны. В какой-то степени внутри клетки Алетта чувствовала себя более спокойно, нежели бы беседа велась лицом к лицу.
Конечно, доказательства у девушки имелись — письмо отца прямая улика. Но предъявить его в качестве свидетельства своей невиновности было бы равносильно новому приговору, причем с болезненной расправой. Ведь Бимон называл ее не только ласковым именем дочери, но и вплел историю о Асаризаме. Чародейка, некромант — для короля Редании один черт!
— Мою сестру утащил грифон, на меня напали волки, а затем опять грифон. Твари были околдованы чародейкой, которая теперь украшает аллею перед сгоревшим поместьем Авредия Кастеона. Это видели десятки людей, а расследование в поисках виновного мне помогали вести… ведьмаки. Геральт и Ламберт. Они могут подтвердить мою историю, Ваше Величество.
Ну или же оклеветать, дополнив, что от хозяйки Сорбеца исходит подозрительная аура. Благо, что ума хватило не проболтаться Ламберту о своей истинной природе. С «проклятой кровью и землей» еще как-то можно выкрутиться.
При упоминании ведьмаков Радовид нахмурился и задумался.
— Геральт из Ривии, Белый Волк. Я с ним знаком… В ЛокМуине он подтвердил заговор ложи чародеек. Правда, перед этим помог Филиппе Эйльхарт сбежать.
«Вот черт», — Алетта не стерпела и шумно вздохнула, едва не выругавшись сквозь сжатые зубы. Этот Белый Волк со своим благородством не зря ей не понравился. Его персона явно не внушала Радовиду доверия.
— За убийство представителя высшей знати грозит смертная казнь, а вы убили не только Авредия Кастеона, но и его семью. Одной жизнью вам не расплатиться, баронесса.
Смертная казнь. Через повешенье, отрубание головы? Алетту не покидала мысль, что ей удастся избежать мрачного конца, но сейчас ощутила, как надежда выскользнула из рук. Ей стало худо, пришлось медленно и глубоко вздохнуть, крепче обхватить себя руками и стиснуть челюсти, чтобы не выдать панику. Хотя, ее состояние было очевидным, удовлетворенная улыбка Радовида лишь подтверждала это.
— За жизнь семьи равноценно будет заплатить жизнью другой семьи.
— У меня нет семьи, — сухо отметила Алетта, невольно испугавшись, что голос прозвучал чересчур грозно.
— А как же ваша сестра?
— Она не Валхольм… Ваше Величество. — От страха ее начало колотить, сдерживаться становилось все труднее, пока в голове билась лихорадочная мысль «я ни за что не позволю причинить ей вред, ни за что!». — Я единственная из рода Валхольм, кто причастен к гибели рода Кастеон.
— А не из рода Валхольм? Ведь с вами были ваши люди.
Что ж, если ей когда-то казалось, что Авредию удалось загнать ее в угол, то это можно считать капканом. Алетта не могла и не хотела выдавливать из себя оправдания и мольбы, это было выше ее сил, и тем более бесполезно. Чтобы убедить короля одних слез недостаточно. Эдель, Агасфер, Магнолия… она избавилась от угрозы, но цена должна оставаться равной ее жизни, и не выше! И в то же время мысль о собственной погибели невероятно пугала девушку. В этот раз ей не удастся свершить ритуал по слиянию душ, сбежать в чужом теле и вернуться домой. Это последняя попытка, последняя жизнь.
— Почему вы молчите? Я же вижу, что вы так и хотите что-то сказать. Умоляйте, плачьте. Мне интересно.
С чем Алетта не научились мириться за прожитую — прожитые — жизни, так это с насмешкой. Невпопад брошенная ухмылка воспламеняла в ней злость подобно искре, брошенной в масло. Она понимала, что с королем ей не удастся ничего сделать, самоубийственная попытка покушения не избавит ее от проблем. Зато раздражение помогло избавиться от пут страха.
— Вам знакома история Сорбеца, Ваше Величество? — Успокоившись, спросила Алетта, хотя чувствовала, что веки потяжелели от подступающих слез.
— О том, как вашему отцу удалось из болота сделать райский сад? Или скорее… как ему удалось это сделать. Да, наслышан.
— Тогда вы поймете, почему я не собираюсь оправдываться. Валхольм никогда не претендовали на место князя, не покушались на власть, не хотели чужих земель. Мы защищали свое, мы взращивали свое и служили своим господам. Мы чтили верность, карали за предательство. Все об этом знали. Но Авредий Кастеон полагал, что его это не касается и он сможет безнаказанно забрать наше… забрать мое. Он знал кто мы, он попытался. Я лишь сдержала слово. Я верна своему слову, как был верен мой отец. Он был верен ему до конца…
Трудно сказать, удовлетворил ли ответ Радовида, его лицо оставалось неизменно задумчивым, а взгляд — недоверчивым. Он долгое мгновение смотрел на девушку, и будто хотел уже что-то сказать, но передумал и ухмыльнулся — улыбка более была похожа на оскал. Не сказав ничего, король покинул пленницу, стража окружила его и направилась следом.
Алетта дождалась, когда стихнут тяжелые шаги, и только в звенящей тишине позволила эмоциям вырваться наружу. Судорожно выдохнув, она упала на пол, не обращая внимания на грязь, и уткнулась любом в решетку. В последний раз Алетта скорее плакала от обиды, но сейчас ее трясло от страха, она задыхалась. Все ее гордыня, все она… принять предложение Авредия, выйти замуж за Лео, позволить забрать Сорбец, но тогда бы над ними не нависал бы дамоклов меч.
Приняла бы, проглотила бы острое стекло обиды и осталась бы пленницей, обдумывая иной план — возможно, подстроить несчастный случай для Лео. Сыграть с семейством Кастеон в незатейливую игру — кто кого быстрее на тот свет отправит.
Но Авредий допустил фатальную ошибку, фатальную дважды: сначала заставил Бимона покончить жизнь самоубийством, а затем подговорил Изимиру напасть на них с Магнолией. И на дитя, которое под сердцем носит сестра.
Думая об этом, Алетта постепенно приходила в себя и успокаивалась. Нет, она все сделала правильно, ее враги заслужили мучения и смерть
