будет мало. Я хочу, чтобы Бергманы потеряли все. В идеале – чтобы твой уважаемый отец либо надолго сел, либо влез в петлю. Я не слишком нагнетаю, милая?
– А может, мы найдем какой-то компромисс? – у меня кружилась голова от путающихся мыслей.
– Да уже бы нашли, если бы не ты со своей гиперопекой. Если бы Алексея Тавригина помурыжили сильнее, хоть сломали бы ему что-нибудь, то он сам пошел бы в полицию. И настаивал бы на уверенности, кто именно заказчик. Естественно, после того, как мы бы предложили ему защиту. Ты не вовремя вмешалась, слишком рано, чтобы он успел по-настоящему разозлиться.
Винить себя за это я не собиралась. Алексей вообще был слишком спокойным или недостаточно щепетильным, но если бы он пострадал серьезнее, то убедить его стало бы проще – нет, не перейти на сторону противника, а просто отстоять свои интересы. И кто бы его осудил за такое решение? До Сергея Бергмана так не добраться, но с поля можно было бы убрать хотя бы Петра Александровича – уже немало. Я не удивилась, что Рома в курсе произошедшего: они или отслеживали Тавригина, или зал совещаний битком набит жучками. Не такая уж и большая разница.
– Почему у нас такой кислый вид? – издевался он. – Ну же, Ларис-Сергевна, втягивайся уже во всеобщую карусель. Потом будешь жалеть, что отсиделась в стороне.
Что именно он от меня хочет, какую роль придумал? Чтобы я сделала однозначный выбор – за отца или против? Разве он не понимает, что этот выбор так запросто не делают?
– Ром, остановись. Ты мстишь не только моему отцу, под удар попадают многие, включая тех, кто вообще непричастен! Разве не ты говорил о справедливости?
– И какое, по-твоему, решение будет справедливым?
Я оживилась:
– У тебя уже больше акций, чем у большинства в совете! Ты уже пошатнул компанию сильнее, чем кто-либо до тебя! Займи свое место – оно сейчас прочное, и…
– Пошатнул? – он расхохотался. – Где твой азарт, напарница? Все только начинается.
То есть будут еще атаки. А теперь, со скопленными активами, они смогут обвалить курс так, что падение в пропасть уже никто не остановит. Рыночная стоимость компании упадет. Чтобы не объявлять банкротство, мы начнем распродавать контрольный пакет. Владельцы облигаций и инвестиционные фонды поднимут панику. То есть либо обанкротимся, либо потеряем «Бергман и Ко», которая уже через пару лет станет называться «Поларский и Ко», или что-то в этом роде. К тому времени она будет на грани полного разрушения, но Роме и его людям вряд ли есть до этого дело. Не с ними надо разговаривать – с отцом. Кажется, он снова становится единственным человеком, от которого зависит буквально все: будущее каждого из сотен тысяч рабочих, огромная сбытовая сеть, инвестиционная привлекательность на десятилетия вперед, даже настроение его финансового величества биржевого индекса, который терпеть не может подобных волнений. Единственный выход, который я могла придумать – сесть за стол переговоров. Никак иначе. Кто-то обязательно пострадает, кто-то не захочет отдавать свое, но только так можно снизить совокупный проигрыш для всех.
Я направилась к своей машине, кинув напоследок:
– Совет директоров в понедельник. Возможно, тебе нужно знать.
– Я в курсе, напарница, но меня очень радует твое рвение. Кстати, я все-таки оставил в обзоре камер лазейку, до сих пор могу пробраться незамеченным в твой дом. Загляну в твою спальню, если ты не против?
– Буду очень ждать. И, слово Бергман, убью. Так все и закончится.
Он смеялся мне вслед, но я и без пояснений понимала – на этом ничего не закончится. Маленький перепуганный мальчишка из того страшного шкафа вырос под присмотром верных друзей его отца. Я ничего о них не знала, кроме одной вещи – зато наверняка: два десятилетия они жили в ожидании мести, и ничто не заставит их остановиться.
Глава 13. Лобовая атака
И как-то все из рук валилось, ничего не склеивалось запросто. Пооткровенничать с Денисом об Илоне не вышло, да он вообще был заметно погружен в собственные мысли. Мне ли его винить за переживания? Поэтому обняла на прощанье шатающуюся сестренку и пообещала себе, что при первой же возможности рвану в Ярославль – пусть просто знает, что мне совсем не наплевать. Каждый ли брак по расчету обречен быть несчастным? Я не знала ответа на этот вопрос, но, искренне улыбаясь мужу сестры, надеялась, что хотя бы в редких случаях это не так.
С отцом поговорить по душам не получалось вовсе. Я приготовилась назвать ему имя настоящего сына Поларского, но едва он только слышал эту фамилию, как венка на его виске вздувалась за долю секунды и впрыскивала в кровь гормон ярости, порождая только крик. Я была уже зачислена во вражеский лагерь почетным членом без права на амнистию. Нет, Рома должен сделать следующий шаг, немного сильнее напугать отца, тогда и разговоры начнутся. Пока Сергей Бергман видел только текущие проблемы, но не представлял, что это только начало. И да, я очень надеялась, что Рома или кто-то из его команды открыто явится на совет директоров – это бы означало, что в его цели не входит полное разрушение Королевства, а что-то… более аккуратное и менее катастрофичное. Выдавать имя врага теперь стало совсем бессмысленно – он даже из компании исчез. Зато мое знание таких подробностей только еще сильнее ухудшит отношение ко мне всей семьи и причастных.
На совет директоров мы пришли вместе с Алексеем. Нас встретили хмурыми лицами – кажется, только Выдрин был не в курсе последних событий. Тавригин за последнюю неделю пришел в себя настолько, что даже начал с привычного тона:
– Мне нужен список всех кредиторов. С пометками – с кем можно договориться об отсрочке, кому надо заплатить в первую очередь.
Отец только поморщился, ответила мама:
– Самый крупный долг у нас перед Грегором Хольмом. И с ним как раз можно договориться. Можно было бы, если бы вы не устроили этот цирк! Но он все равно в большей степени на нашей стороне, чем многие другие. Все-таки договор о свадьбе в силе, и он пока про цирк не знает…
– Что еще за цирк с Хольмом? – удивился Выдрин.
Пульсирующая венка на виске отца не позволила бы ему молчать дальше. Он старался не кричать, но язвительность пробивала себе дорогу:
– Кстати говоря, а что эта тут делает? – отец смотрел на Тавригина, но указывал пальцем на меня. – Разве она вправе участвовать в совете? Сколько у тебя акций, милочка, что ты так нагло тут расселась?
– Нисколько, папочка. Я тут исключительно для создания атмосферы! – это был лишь ответный сарказм, он в самом деле имел полное право меня выгнать.
Но Алексей оставался спокойным:
– Поскольку акции вернутся к Ларисе, как только закончится ваша паранойя, то лучше бы ей оставаться в курсе событий. Но можем провести голосование, если вам больше время не на что тратить.
– Да зачем голосование? – раздался голос Дениса, которого, как всегда, подключили к обсуждению с помощью видеосвязи. – Давайте уже не будем перегибать?
– Чего-о-о? – сначала протянул Николай Иванович, а потом гаркнул на полной громкости: – Лариса продала свои акции Алексею Алексеевичу?! Что, мать вашу, происходит?!
– Спокойней, спокойней, Коля, – повысила голос и мама. – Не продала, а отдала. И мы считаем, что господин Тавригин причастен к атакам на «Бергман и Ко». Наша дочь решила дать ему страховку… как будто мы что-то с ним могли сделать, не разобравшись.
Я только рассмеялась – эти люди и в адском котле будут изображать смиренных овец. Но Выдрина ее объяснения не устроили, он вскочил на ноги и распалялся на глазах:
– Что?! – посмотрел затуманившимся взглядом на Тавригина, потом на моего отца. Тот, к счастью, держал себя в руках. – Причастен?! Да этот сукин сын мне с первого взгляда не понравился! Наглый выскочка, который выучил пару умных слов! Но я своими, вот этими глазами, – он нервно показал, где именно у него находятся глаза, словно у кого-то могли возникнуть сомнения, – видел, как этот мерзавец предупреждал нас обо всем! Если бы мы слушали чуть внимательнее, то выгреблись бы из этого дерьмища почти без потерь! Кто ж так атакует, если десять раз повторяет присмотреть за старой шлюхой Клодиной?!
