и вдруг услышала за самой спиной:
— Женька!
Она вскочила. Но это веснушчатый рыжий мальчишка, высунув голову из-за серого саманного забора, кричал кому-то по ту сторону улицы:
— Женька! В музей завтра идем?
Музей?! В одну секунду Женя оказалась рядом с мальчишкой:
— Паренек, скажи, пожалуйста, а где ваш музей?
…Он, оказалось, занимал хатку — от других хаток не отличишь, только вывеска внушительная на пластмассовой доске: «Районный краеведческий музей общества «Знание» с. Паукино». Старушка в сером халате с важным видом сказала Жене:
— Сегодня мы закрыли, дочка, завтра утром, с десяти.
— Ой, бабушка, я по важному делу из самого Окшайска! Пять часов до вас добиралась.
— На автобусе, что ли? А почему не на Ан-2?.. Так зайди к нашей Розалии Константиновне, она, по с ч а с ь ю, не ушла. Розалия Константиновна! — Из глубины домика отозвался грудной женский голос. — Розалия Константиновна, к вам г о с ь я!
Пожилая полная женщина, которая, судя по всему, только что дремала, погрузившись в черное клеенчатое кресло, — медленно повернулась к вошедшей Жене, пошарила по столу, воздвигла на лицо огромные очки и строго посмотрела на «госью». А услышав, откуда та и зачем, заахала:
— Боже ж ты мой, из самого Окшайска и к нам, такую даль вымахали! («Знали бы вы, какую даль я «вымахала» на самом деле», — подумала про себя Женя.)
— Так просто я вас не выпущу, нет! — продолжала Розалия Константиновна. — Да и на автобус вечерний вы уже опоздали. Отдохнете у меня, а завтра утром обратно, я здесь одна живу. За вечер наговоримся, про музей все расскажу и про Игоря Рустамовича. Он художник у нас, и с ним познакомлю. Картину он написал про тот сорок второй. В музее-то ее нет, девочка, нам бы помещение получше этого… Ну, должны дать, растем ведь, растем.
Слушая ее сейчас и потом, Женя совершенно забывала, что находится в задрипанном районном центришке, где, как она обратила внимание, ничего и не строилось. Представлялся с ее слов растущий город, которому становится все теснее на отведенном ему клочке земли…
— А репродукцию с той картины я выпрошу у Игоря Рустамовича, раз вы интересуетесь, пошлю вам… Давайте-ка сразу ваш адресок, я запишу, а то потом забуду, голова старая, дырявая. Окшайск, а дальше?
Женя прокашлялась:
— Розалия Константиновна… если уж совсем точно, так не Окшайск, а Москва.
…— Все-таки здесь Окшайск, а не Москва! — выговаривал ей на следующий день Сергей Гассанович, когда она, переполненная новыми впечатлениями, вернулась в город. — На хорошее приключение нарваться можно. Где вы были? Я уже в милицию звонил.
— Ой, простите, Сергей Гассанович, — с ходу оправдывалась Женя, — в самом деле было приключение, встретила людей… — Она оглядела квартиру: — А Сардар не вернулся разве?
— Должен бы вернуться, — заметил отец, — значит, остался еще на одну вахту, кого-то подменять, у них бывает. Через три дня теперь ждать.
Нет, теперь столько ждать Женя не в состоянии.
— Сергей Гассанович, — робко начала она, — а эти буровые, где они, очень далеко?
— Посмотреть хотите, познакомиться? И вчера, небось, куда-то путешествовали? Конечно, набирайтесь впечатлений, наш край, говорят, богом проклятый, да есть на что посмотреть… — Помолчав, добавил: — Завтра Володя туда отправляется, с местного телевидения, я только что с ним разговаривал.
— О, Сергей Гассанович, у вас друзья повсюду, и в газете, и…
— Меня с собой приглашал, да я что-то ленюсь. Попроситесь, может быть, возьмет.
…— Никитич! — закричал Володя, останавливая машину. — Сват турбины с ротором! (Женя только потом узнала, что это значит). Принимай!
Из-под земли доносился гул невидимых моторов. Воздушно-легкой в переплетении стрельчатых металлических конструкций казалась эта массивная вышка. А внизу, между ее «ногами», поезд проехал бы, не задев.
Тут же — покрытый брезентом вагончик, около него и стоит, пьет воду из кружки седоусый Никитич, который поднял голову, когда позвал его Володя. Впрочем, может быть, седые усы — тоже от песка? Больше людей не видно, и Женя подумала, что, работая здесь, должно быть, чувствуешь себя, как на необитаемом острове. В самом деле, до ближайшей буровой через пустыню ехать — в дороге пообедаешь.
Володя открыл заднюю дверь со стороны, где сидела Женя:
— Никитич, знакомься! К тебе товарищ из Москвы.
Женя, между тем, яростно отряхивалась, чтобы хоть немного освободиться от песчаного плена. Шагнула, наконец, на землю, и тут же кеды увязли в глубоком песке, споткнулась и упала на колени: — Извините…
Никитич внимательно смотрел на нее, будто изучая.
— Извините, — повторила она, — мне можно видеть Сардара Джани-заде?
— Сардара? — оживился Никитич. — Так вы к нему? Это вы Женя и есть? Он часто вас вспоминает. Услышали, да? Сердцем почуяли?
— Я его знаю всего один день… — зачем-то пробормотала Женя.
— Вон в том вагончике лежит. А не зря говорят, что женское сердце — вещун, — покачал он головой.
— Что-нибудь случилось? — насторожилась Женя.
— Ничего, ничего страшного, — замахал он руками. — Хотя небывалая, конечно, история. Слыханное ли дело: товарищ на товарища руку поднял. Хоть бы он под мухой был, этот Авдеенко, а то… Да не мечитесь так, говорю, ничего страшного.
Грубо обструганные нары — «вагонки» в два этажа, полумрак: брезент, наброшенный на вагончик сверху, защищает его и от песка, и от солнечных лучей. У самой стены лежит человек с забинтованной головой. Женя едва узнала Сардара: лицо у того побледнело, увяло, глаза стали огромными. Повернув голову на стук двери, он тут же вскочил, сел:
— Женя? Как ты меня нашла, как ты…
— Скажи лучше, что с тобой случилось… — Ей не показалось неуместным это мгновенное «ты»: всю вчерашнюю поездку в Паукино Сардар словно бы вместе с ней был.
— Видишь, лежу, небольшая случайность, — сказал он, улыбнувшись — не без усилия. — Домой решил пока не ехать, а то отец с ума сойдет. Да все будет в порядке. Но так хорошо, что ты здесь. Да ты… присаживайся, что ли.
— Саша, а твой Никитич про меня говорит… — начала она быстро и смущенно и тут же остановилась. — Саша, ты знаешь, я в Паукино ездила.
— Ого! — Он сузил глаза: — А с этим… Авдеенко разговаривала? Я знаю, что разговаривала. Между нами говоря, мне из-за этого и попало. Ты все равно узнаешь…
— Я узнаю! Я уже все знаю, больше не нужно! — выкрикивала она. — Ты меня втянул, теперь я… Это он тебя, Авдеенко! Меня же его брат предупреждал, что он… Я в бывшее Окшайское ездила, мне там столько рассказали… Эта семья Авдеенко столько лет всех обманывала!..
Удивленно остановился в дверях вагончика вошедший Володя.
9
— Слышите, гражданин… товарищ начальник? — поеживаясь, спрашивал Джаниев Паукина.
— Еще бы нет…
Только что миновали те предрассветные
