Бунт, который всегда начинался на ипподроме, а заканчивался резней и грабежом купеческих складов. Странные паломники перекрыли ворота монастыря толстым брусом, а потом с видимым облегчением выбросили из-за пазухи куски гниющего мяса. В один миг они превратились в воинов, занявших все входы и выходы. Откуда-то у них в руках появились длинные ножи, спрятанные до этого под рясами.
— Первый, второй и третий десяток за мной! — скомандовал Миха и вошел в крыло монастыря, что служило покоями патриарха.
Воины, которые следовали за ним, хватали всех встречных монахов, вязали их, затыкая рты и сажали в трапезной. Впрочем, большая часть уже спряталась в кельях, где воины их и запирали, расставляя собственных часовых. Стражников, охранявших подворье, скрутили тоже. Они и понять ничего не успели. Бедолаги не ожидали такой подлости.
— Сакелларий кто? — Миха прохаживался вдоль ряда монахов, глядевших на него волком.
— Гореть тебе в аду! — выкрикнул один из них, брызгая во все стороны слюной. — Святую обитель ограбить решил!
— С чего бы это мне гореть? — Миха даже немного обиделся. — Из имущества обители никто и ржавого гвоздя не тронет. А что касается грабежа, то здесь не церковные деньги сложены, святой отец. И ты это лучше меня знаешь. Ключи давай сюда!
— Не дам! — завизжал сакелларий. — Хоть режь меня! Проклинаю тебя, безбожник! Анафему тебе пропоют! Так и знай!
— Да плевал я на твою анафему, — хмуро посмотрел на него Миха. — Ты и патриарх твой — проклятые еретики-монофелиты. Я подотрусь анафемой твоей! Я истинно православный, и верую так, как мне отец покойный завещал и старцы афонские. Они вашу ересь не приемлют тоже. Так что пасть закрой, сволочь, пока я зубы тебе не вышиб.
— Ключи не отдам, — насупился монах. — Лучше убей меня!
— Кузнеца сюда! — вздохнул Миха, добрым словом помянув про себя Косту, который нечто подобное предполагал с самого начала. И в том списке, который он отдал Вацлаву Драгомировичу, кузнец фигурировал. И не абы какой, а немой. Для Тайного Приказа это проблемой не стало. Отыскали и такого.
— Ищем запертые двери и вскрываем их по очереди, — скомандовал Миха и пошел по коридору, показывая жестами кузнецу, что нужно сделать.
Большую часть запоров вынесли ударом плеча, а вот последняя дверца не поддалась. Низкая, в три локтя с половиной, окованная медным листом, она располагалась в опочивальне патриарха. Ей-то и занялся кузнец, который достал из поясной сумы свою снасть. Кузнецы делали замки, и они же могли их открыть, подобрав нужную бородку.
А за стеной монастыря творилось форменное безумие. Горожане, потрясая кулаками, шли в цирк, где и бесновались, требуя показать им императора Константина. Пока бунта не было, а значит, еще не лилась кровь. Но это только пока. Мечники-исавры занимали все подходы к дворцам, приготовившись отражать атаку разъяренных болельщиков, забывших на этот раз свои распри. И синие, и зеленые сегодня оказались заодно. Недовольство черни часто заканчивалось ничем, и командиры дворцовой стражи прекрасно знали нрав горожан. Да и император был еще живой, и прямо сейчас спешно одевался, чтобы по длинной галерее, соединявшей Большой дворец с ипподромом, пройти в кафизму, роскошно убранную императорскую ложу. Он выглядел очень слабым, но свой священный долг осознавал, а потому шел к народу, похожий на бледную тень. Его поддерживали под локти два евнуха. Император Константин III, муж двадцати девяти лет от роду, был совсем плох.
А в монастыре великомученика Георгия замок в патриаршей келье поддался, наконец, злоумышленникам и впустил их в святая святых империи. В место, где стояли сундуки, полные золотой монеты. Сколько тут было, никто не знал, а потому Миха сказал взводному:
— Стах! Заплечные мешки сюда! И первый десяток в помощь!
Немой кузнец, который даже за сердце схватился, увидев такое богатство, понял команду правильно. Он взял в руки ломик и начал срывать замки с сундуков один за другим. А их тут оказалось множество, больших и маленьких. У воинов в руках появились деревянные черпаки, которые они наполняли доверху, снимая излишек ладонью. Примерно пять сотен за раз. Двадцать черпаков в каждый. Когда мешок, оказавшийся внутри кожаным, наполнялся доверху, Миха завязывал его намертво хитрым узлом, да так, что узел тот можно было только разрезать.
Воины подходили по одному и, крякая от натуги, надевали мешки на плечи. Десять тысяч солидов — это вам не лягушонок в луже пукнул. Взрослая баба, если окажется тоща, может весить столько же. Миха же в это время делал пометки острой палочкой на восковой табличке. Он считал.
— Один миллион шестьсот семнадцать тысяч пятьсот… пятьсот с чем-то! — бурчал он. — С чем-то! С чем-то??? Золото ковшами считаем! Да чтоб я сдох! Уходим! Время!
Они долго возились тут, пока народ бесновался в цирке. Могучий кузнец даже взопрел, вскрывая один сундук за другим. А в городе уже вовсю бил набат, ведь пока добрые горожане ликовали, увидев живого и почти здорового василевса, бродяги и босяки, вылезшие изо всех щелей, начали грабить дома самых богатых купцов и склады в восточных портах. Дворцовая стража бросилась туда, где уже полилась кровь и загорелись первые дома. Ночной хозяин города начал отрабатывать контракт, пустив в расход всю свою армию.
Монахов и стражу связали, монастырь заперли, а толпа ряженых егерей двинула на запад, в Юлианову гавань, где их ждал огромный пузатый зерновоз. К нему-то и пошли воины Тайного Приказа, увидев, как с него сбросили сходни.
— Ничего не забыл, паренек? — услышал Миха негромкий голос позади.
— Товар покажи, — повернулся он к солидному, и даже благообразному человеку в неплохом таларе поверх шелковой туники. Глыба выглядел как торговец средней руки. Не богач, но и уж точно не бедняк. Купец, каких много в каждом порту.
— Смотри, — усмехнулся тот.
Двое крепких, бандитской наружности, мужиков вывели вперед Косту, прижав к его бокам внушительных размеров ножи.
— Товар устраивает, — без тени улыбки кивнул Миха и махнул рукой. Пятеро воинов молча сбросили свои мешки с плеч к его ногам и поднялись по сходням на корабль.
— Сорок девять тысяч. Пересчитывать будешь? — все так же серьезно спросил Миха, а мнимый торговец вскрыл каждый мешок, сунул туда руку и кивнул своим людям. Косту толкнули в сторону Михи.
— Поверю на слово, — ответил Глыба. — Пока, парни! С вами было приятно иметь дело. Хотел было прирезать
