все круги ада. С годами приходило понимание, что главное в этом деле — спокойствие и ясный рассудок. Тем паче сейчас, когда на кону жизнь ребёнка.
Две минуты в воде прошли безрезультатно.
Чёрное пятно сверху и справа — днище «Marine Gold». Его и надо держаться. Сегодня глубинное течение не большое, а значит, девчонку не могло отнести далеко. Она должна быть где-то поблизости. Её просто не может здесь не быть.
Он всё ближе подтягивался к судну. Под корпусом царила совершеннейшая темень. Он оттолкнулся ластой, затем ещё раз, и поднялся метров на пять вверх. То был опасный манёвр. Чересчур быстрый подъём мог привести к декомпрессии в крови. Но по-другому нельзя. Времени — две минуты, а под чёрным днищем «Marine Gold» стоило доверять не столько глазам, сколько рукам. Держась в вертикальном положении с помощью мелких движений ластой, он стал вслепую шарить руками над собой, вокруг себя, по бокам, по диагонали.
Ещё одна минута утонула во временной бездне. В сумме вышло три.
Движения его стали замедленными. Сделав два ложных вдоха-выдоха — специальные упражнения грудной клеткой во избежание мышечной судороги — он приблизился вплотную к днищу.
И тут на тёмном фоне корабельного остова проявилось небольшое размытое пятно. Не обращая внимания на нарастающую боль в мышцах, он изо всех сил загрёб руками и устремился по направлению к цели.
От природы светло-русые волосы Кэти, в воде были черны как воронье крыло и безмятежно покачивались в такт едва заметным движениям воды. Девчонка лежала лицом вниз. Её прибило к основанию киля. Широкополое платье зацепилось за сталактиты обросшего ракушками днища.
Он дёрнул её за руку. Развернул к себе, запрокинул голову назад и, перехватив подмышками, стал быстро подниматься, по дельфиньи работая ногами.
В колени впивались иголки. Спина стала колом. Но, ни времени, ни сил не было фиксировать симптомы и думать о возможных последствиях. Он вглядывался в девчоночье лицо, в прикрытые веками глаза, пробуя разглядеть в них отголоски жизни, и надеясь, что в спущенной шлюпке среди спасательной команды есть и доктор Джош Флиман, и всё необходимое для реанимации при нём.
Когда они вынырнули, в нескольких метрах к судну прогремел крик:
— Вижу! Туда! На одиннадцать часов!
Последнее, что он увидел — как дюжина матросских рук подхватывает девичье тельце, и то как оно, словно невесомая морская пена, растворяется в солнечных лучах.
Больше он не видел ничего.
В глазах потемнело. Мышцы перестали исполнять команды. Голова запрокинулась назад…
Он шёл ко дну…
ЧАСТЬ II
Глава 15
Кошмары отступили. Теперь ему снились только приятные сны, что означало восстановление жизненных сил.
Снились картины детства. То как они с дядей Жорой ловят креветок в бухте Чехова и их первые уроки ныряния.
Снилась мать. Как она впервые в жизни приехала в Одессу на его выпускной.
Снилось ясное личико десятилетней дочери капитана «Marine Gold». Сцена в Неаполе, где Кэти тонкой ручонкой благодарно жмёт три пальца его пятерни, а её отец хлопает по плечу со словами: «Храни тебя Господь, Джонни».
Часто снилась Лалит — смешливая индуска, с которой он познакомился в Дубай. Она-то и уговорила его перебраться на Восточное побережье Индии.
Однажды приснился неунывающий Сашка Семено́вич. На террасе роскошной виллы в дорогом восточном халате и с кубинской сигарой в зубах.
Снились беззаботный Джим и деловитая Анжела. И Риши звонко горланящий:
— Let's go Van! Ип-дь-йом! Ип-дь-йом!
Один раз приснилась Брижит. Она стояла у трапа самолёта в своей тёмно-синей юбке, но теперь без форменного жакета бортпроводницы. Шарфа нет, белоснежный воротник блузки расстёгнут, и сверкает на ярком ченнайском солнце, подчёркивая нежность восхитительной девичьей шеи. На лице улыбка, отчего ямочки на щеках выглядят обворожительно. Девушка в упор смотрит на Ивана. Грациозно склоняет голову, щурит карие глаза, от чего лицо её становится лукавым и невероятно притягательным. Её алые губы приоткрываются, и с них срывается вопрос-предложение:
— Хочешь меня? Я рожу тебе замечательных детей.
Наверное, сон с Брижит был последним перед пробуждением, поскольку его Иван запомнил в мельчайших подробностях.
Когда он проснулся, было утро. Почему-то он был уверен, что время пробуждения пришлось между шестью и половиной седьмого утра. Белая простынь, на подушке белая наволочка. На нём белые парусиновые штаны и такая же белая безрукавка.
Он лежал и смотрел в потолок. Сны рассеивались, память возвращала события последних дней.
Он ощупал своё лицо. Шея и подбородок гладко выбриты. Пальцами он надавил на бока и грудную клетку. Рёбра целы. На руках пониже локтей небольшие почти рассосавшиеся гематомы. Пошевелил ногами. Правая отдала лёгкой болью. Приподнявшись на локтях, он осмотрел её. Штанина по колено завёрнута, на икре эластичный бинт.
Он спустил ноги на пол и сел на кровати. Расправил плечи и сделал полный вдох. Глубоко вдохнуть не вышло из-за колющей боли в лёгких. Какие-то внутренние повреждения всё-таки имелись, но степень была не ясна.
Он осмотрелся. Комната похожа на больничную палату. Стены окрашены в светло-голубой цвет. Единственное окно плотно зашторено. С потолка льётся мягкий люминесцентный свет. Из мебели ничего. Единственная кровать посреди комнаты с привинченными к полу ножками. У изголовья аппарат искусственной вентиляции лёгких, стойка с капельницей и ещё какие-то неизвестные ему медицинские приборы. Рядом с подушкой покоится кислородная маска.
Что это за место? Как он сюда попал?
Он помнил случившееся на берегу. То как тварь душила его своими смертельными объятиями. Как он колол её самодельным тесаком. И как ему не хватило ни воздуха, ни сил.
Он осмотрел ладонь. На тыльной стороне приклеена полоска широкого пластыря с катетером. На локтевых сгибах следы от инъекций. Вероятно, ему вводили внутривенно какие-то препараты.
Что это за место такое?
Время шло, а он всё сидел на кровати и искал ответы.
Ни единой мысли. Ни одного предположения.
Открылась дверь и в палату вошёл мужчина в белом халате.
Высокий и очень худой, таких называют жердями. Из-под халата выглядывали тёмно-зелёные галифе, заправленные в до блеска начищенные сапоги. На носу квадратные роговые очки, какие носили лет пятьдесят назад. Выпуклые линзы говорили о низком зрении. Конусовидная лысая голова. Над ушами пучки русых волос с пробивающейся проседью. На безволосом лице два таких же пучка бровей. Горбатый нос и впалые щёки подчёркивали худобу вошедшего. Длинными пальцами-палочками он сжимал чёрную планшетку для записей и простой карандаш.
— Почему вы сидите? — без предисловий спросил он.
Незнакомец говорил по-английски с едва уловимым центрально-европейским акцентом. Иван
