То пара оленят выглядывают из-за пушистой еловой ветки; то зайчата перебегают дорогу, юркая прямо мне под ноги; то огромный матерый волк разлегся под кустом и даже не шевелится, провожает меня тоскливым взглядом. Надо мной кружат вороны и вдруг огромная сова, пролетая мимо, задевает меня крылом. От неожиданности я оступаюсь и проваливаюсь в болото. Пытаюсь выбраться, но меня всасывает ещё сильнее.
— Ну зачем ты убежала? Я за тебя свою кровь отдал…
Поворачиваюсь на голос и вижу того красавчика-когала. Он стоит на твердой земле и смотрит, как меня втягивает болотная жижа.
— Пожалуйста, помоги, — умоляюще произношу я.
— А ты будешь моей женой? — спрашивает он.
— Я даже имени твоего не знаю, — протестую я.
— Меня зовут Елисей, — отвечает он.
Закусываю губу, боясь что-либо ещё сказать, и закрываю глаза. И внезапно оказываюсь на той самой насыпи. Рельс и шпал всё также нет, вытащены, вместо них остались только вмятины. Вдруг слышу громкий скрежет, в страхе оглядываюсь — из-за поворота на полной скорости прямо на меня несется тяжелая вагонетка с кем-то внутри. Железные колеса врезаются в колеи, с противным скрипом перемалывая мелкие камешки, которые густым веером взлетают позади вагонетки. Нелюди в надвинутых черных капюшонах смеются, улюлюкают, но лиц не разглядеть, словно их там и нет, пустота. Полы рваных плащей развеваются на ветру. Нелюди сжимают в своих руках в тонких белых пальцах (опять без плоти, только кости) толстые косовища литовок, настолько длинные, что кажется, что они метра три, не меньше. Острые изогнутые лезвия сверкают в ночи, отражая лунный свет.
В ужасе спрыгиваю под откос, кубарем скатываюсь в колючие кусты, раздирая на себе одежду, исцарапывая ветками лицо, разбивая губы в кровь. Мимо меня проскальзывают острые лезвия литовок, словно они хотят зацепить меня, достать, срезать мне голову, как смахивают цветки со стеблей. Но у них ничего не выходит, и они уносятся ни с чем, оставляя меня лежать в пыли дорожной насыпи. Закрываю глаза.
— Утро добре! — слышу громкий звонкий голос.
Испуганно подскакиваю на постели и потираю глаза.
— Подымайся давай, солнышко уж встало давно. Я вам чайку с травами заварила, попьем с баранками, — говорит Серафима Трофимовна ставя на стол большой пузатый красный в белый горошек заварочный чайник.
Сердце ещё учащенно бьется со сна, с перенесенного кошмара, но я выползаю из-под одеяла, натягиваю джинсы. Шторы раздернуты и через окна в комнату проникает тусклый дневной свет. Игорь уже встал и куда-то ушел, стоит в углу собранная раскладушка. Мне становится немного стыдно, что я так разоспалась в гостях, наверное, неудобно от этого хозяйке. Собираю постель в стопочку, сдвигаю в угол к окну.
— А как в туалет сходить? — спрашиваю я немного охрипшим со сна голосом.
— Так в огороде. Как выйдешь, всё по досочкам и ступай, — объясняет она.
— Спасибо. И доброе утро, — спохватываюсь я.
Кутаюсь в худи и иду в коридор, напяливаю кроссовки, в дверях сталкиваюсь с Игорем, он в одной футболке, весь продрог.
— Там холодно, — бросает он и проходит в комнату.
— Угу, — бурчу я.
Выхожу в огород. Пронизывающий ледяной ветер заставляет натянуть капюшон и поглубже закутаться в худи. Темные низкие облака роняют редкие тяжелые капли и кажется, что внутри этих капель заморожены льдинки. Пахнет снегом, словно скоро зима, но ведь ещё середина осени. Везде развешено белье, широкие белые простыни полощутся на ветру.
Ежусь и иду по досочкам, как велено, чтобы не замарать кроссовки во влажной земле. Огород у Серафимы Трофимовны небольшой, ещё угадывается, где были грядки, но в основном всё затянуто высокими стеблями укропа с огромными растопыренными зонтиками крупных продолговатых семян. Посередине высокая раскидистая яблоня, листьев уже нет, но яблок полно, больших красных, манящих.
Делаю свои дела, мою руки в уличном умывальнике, ежусь, вода ледяная, и иду к яблоне, уж очень хочется попробовать яблочек. Подхожу ближе, но тут меня ждет разочарование — все плоды висят очень высоко, не достать. Вздыхаю и возвращаюсь обратно. Когда прохожу между развешенными простынями, то до меня доносится какое-то шлепанье. Замираю на месте, настороженно прислушиваясь.
Проходит немного времени и вдруг деревянный крюк ложится на простыню прямо напротив меня, бельевая веревка оттягивается к земле, и сверху показывается длинный крючковатый нос, а уж за ним появляются подслеповато сощуренные глаза. Взгляд фокусируется, обладатель сего видит меня и крюк тут же соскальзывает с простыни, и веревка отпрыгивает обратно. Я отдергиваю простыню и вижу, как по огороду мчится старушка, совсем не по-старушечьи задирая длинные худые ноги в резиновых сапогах и размахивая клюкой. Добегает до изгороди и протискивается в щель между досками. Кажется, что эта та же самая, которую мы встретили ночью.
Возвращаюсь в дом. Игорь и Серафима Трофимовна уже пьют чай из больших красных в белый горошек кружек, видимо из того же сервиза, что и чайник.
— Садись к нам, — приглашает Серафима Трофимовна, наливая и мне чай.
Принимаю приглашение, падаю на твердый стул, накрытый круглым вязанным половичком и беру чашку. Чай горячий, ароматный, вкусно пахнет душистыми травами. Чем-то даже похож на когальский чай.
— Там какая-то бабушка с длинным носом по вашему огороду бегает, — сообщаю я Серафиме Трофимовне. — Меня увидала и чесать через дырку в заборе.
— Ох, — вздыхает Серафима Трофимовна, — эта Варвара. До чего же любопытная баба. Как бы беды не вышло.
И в этот момент раздается громкий стук в дверь, заставив нас всех троих подпрыгнуть от неожиданности.
Глава 10. В гостях у Русланы
— Ну, как накаркала, — вздыхает Серафима Трофимовна.
Поднимается с места и шаркает в коридор открывать дверь.
— Кто тама? — произносит она нарочно слабым голосом.
— Бабка Ягодина жива ли ты там? — доносится зычный голос.
— Жива-жива, что мне сделается? — отзывается Серафима Трофимовна и слышно, как лязгает засов. Я, возвращаясь, закрыла только на один.
— То хорошо, — отвечает всё тот же голос.
— Корней Иваныч, что это вы спозаранку и по гостям? — спрашивает Серафима Трофимовна, — ну проходите, я как раз чайку заварила. Попьем с медом, с вареньицем и с баранками.
— То можно.
Слышатся тяжелые шаги и в проеме появляется рослый мужчина в летах. Очень высокий и очень худой, но голос громовой, ему бы в опере петь. Из-за его плеча кто-то выглядывает, виден лишь длинный нос. Уже догадываюсь, кто это мог быть.
— У тебя гости? — притворно удивляется он, — кто такие?
— Студенты. Ночью в лесу заблудили и на мою избушку набрели, вы садитесь, — отзывается из кухоньки Серафима Трофимовна.
— Здравствуйте, — в один голос с Игорем здороваюсь с местными.
Они лишь
