class="p1">— Опять проблема, Рома?
— А ты догадливый!
— И что на сей раз? Опять какой-нибудь криминал.
— Наташа ушла. Пропала. Вторые сутки ее нет. А я не знаю даже, где ее искать. Не спросил, где она работает, где живет.
— Работает она проституткой, живет в борделе.
— Очень удачная шутка.
— Это не шутка, Рома, а констатация факта.
— Считай, что я тебе вмазал по морде.
— По-джентельменски, конечно. Но как-то драться из-за проститутки!
— Не говори больше этого слова!
— Хорошо! Не буду! Буду ее называть девушкой с пониженной социальной ответственностью. Кстати, это не я придумал, а наш президент.
— Ладно! Скажи мне только одно: где ее найти.
— Не скажу! Искать ее не надо. Повеселился, снял послетюремный синдром и довольно. Если хочешь еще девочку, могу подогнать. Но другую! А Наташе надо работать. Она и так много потеряла, пока бесплатно тебя обслуживала. Это у тебя достаточно средств, а ей надо зарабатывать на хлебушек, на косметику и на дурь тоже.
— Скажи мне адрес. Больше ничего не надо говорить.
— Так, Роман! Ты какой-то непонятливый! Никакого адреса. Влюбился, идиот? Забудь! Развлекись с другой и о ней даже вспоминать не будешь! Всё! разговор закончен! У меня работа! Чао!
Ладно. Пойдем другим путем, может быть, здесь чего-нибудь получится. Я еще выпил, оделся и вышел из дому. Поздоровался с дамами. Но видно, довольно сухо, чем огорчил их, судя по выражению их лиц. В квартале от моего магазина было интернет-кафе. Я, представьте себе, так и не обзавелся этой машиной. И глубоко убежден, что мне она совершенно не нужна. Но вот сейчас понадобилось.
Я забил в поисковике «Наташа Рыбакова». Он мне выдал почти два десятка лиц. Но моей Наташи там не оказалось, что, впрочем, меня не сильно удивило. Потом я отправился на сайт секс-услуг нашего города. Просидел довольно долго. И тоже никакого результата. Заказал кофе у бармена и как бы между делом спросил, не знает ли он какого-нибудь дорогого борделя в городе. Бармен решительно ответил «нет». Я протянул ему купюру. Он мне назвал несколько адресов. Ну, что же! Сегодня, не знаю почему, я чувствовал себя смертельно усталым, чуть ли не больным. По борделям пойдем завтра.
Да! Был денек! Хочется воскликнуть следом за поэтом. Хотя почему следом! Автор этих немеркнущих с веками слов тоже вроде был неплохой ходок. А сколько нового я узнал!
Но Наташи я не нашел. Мне не хотелось верить, что она пребывает в дешевых борделях. А может, Пинкертор и наврал, что она проститутка?
Всю ночь я проходил по ночным клубам. Шум и многолюдье претили мне. Но пришлось смириться. Я даже спрашивал у некоторых девиц или парней, не знают ли они Наташу Рыбакову и описывал ее внешность.
Прошла неделя. Никогда еще жизнь мне не казалась такой беспросветной и мучительной. Я желал одного: уснуть и больше никогда не проснуться. А зачем мне нужно это бессмысленное тягостное существование?
Как-то я даже разрыдался. Конечно, это были пьяные слезы, со всхлипываниями, воем. Хорошо еще, что хоть не стал биться головой о стену. Бормотал сквозь слезы что-то вроде того, что я один-одинешенек, никого-то у меня нет и никому я не нужен. Сдохну и никто не узнает, где могилка моя. Подсознательно я понимал, что всё это стыдно, вот эти дурацкие слезы и сетования, и жалость к себе. Буду после этого еще более противен себе. И сцену эту буду вспоминать с содроганием.
Я вздрагивал при каждом стуке. Замирал и вслушивался в тишину. Вдруг это вернулась Наташа. Казалось, что сердце мое разорвется, когда я увижу ее стоящей на пороге. О! сколько раз я представлял себе эту сцену! Наташа не возникала. Она исчезла из моей жизни. Вероятно, навсегда. Чем дальше тянулись дни, тем сильнее я утверждался в этом. Уже не было сил терпеть это. Кажется, я уже был на грани помешательства. Может быть, разжиться пистолетом, прийти в кабинет к Пинкертону, воткнуть ему ствол в лоб и потребовать, чтобы он назвал ее адрес? Я представил эту сцену и развеселился. А как будет веселиться Пинкертон! Он-то знает, что я никогда не выстрелю. Да и напугать его ничем нельзя. Сколько я его помню, ни разу не видел, чтобы он чего-то боялся. И ничего он мне не скажет. Только будет смеяться и издеваться надо мной.
Не помню, какой это был недели. Я выполз из своей келье, чтобы пополнить питейные и съестные припасы.
— Молодой человек! А здороваться не надо!
Черт! Совершенно забыл про своих бабушек.
— Здрасьте!
— Здрасьте — это лишь бы отделаться. Если вы действительно хотите пожелать здоровья, надо говорить полностью «здравствуйте».
— Здравствуйте! — выдавил я из себя. До чего же мне были сейчас неприятны и не нужны все люди. Чего им от меня надо? Отстаньте от меня! Я хочу быть невидимкой.
— Вроде как одолжение сделал!
Но мне было уже всё равно. Еще никогда я с такой остротой не ощущал бессмысленности своего существования. Ну, вот родился, учился, чего-то хотел. И чем всё закончилось? Полным отвращением к жизни. Да и Наташа! Ну, что Наташа? На миг она вернула мне смысл бытия. Нет, это совсем не плотские утехи. Она дала мне больше. Чувство! Жизнь! А зачем? Чтобы всё это обрушить в мгновение. До нее я безвольно и спокойно тянул свое существование. А теперь мне ничего не было нужно. И этого спокойного, вечно пьяного существования.
Опустив голову, я брел к магазину.
И тут меня словно ударило током. Впереди шла Наташа. Я остановился, потому что сердце так забилось. Сделал несколько глубоких вдохов. Кажется, голова больше не кружится. Я бросился чуть ли не бегом за ней. И когда оставалось несколько шагов, я жалобно простонал: «Наташа! Наташа!» Наташа не обернулась. Я ускорил шаг и схватил его за локоть.
— Наташенька?
— Молодой человек! Что вы себе позволяете?
На меня глядело чужое лицо, некрасивое и незнакомое.
— Извините! Я перепутал! Я принял вас за свою знакомую.
Лицо у девушки было некрасивым.
Бутылка с дозатором
Я отправился в магазин. Видно лицо у меня было настолько непрезентабельным, что знакомая продавщица не решилась заговорить со мной. Я рассчитался, вышел из магазина. Возле урны курил мужичок.
— Слушай, любезный! — обратился я к нему. — Презентуй сигаретку!
Он посмотрел на меня сострадающе. Протянул сигарету и поджег зажигалку. После двух затяжек у меня закружилась голова, ноги стали какие-то ватные. Начала тошнить. Но тошнота прошла. А на ее место явилась страшная слабость. Я опустился возле урны и почему-то заплакал.
Мужичок наклонился.
— Ты
