Иво Джима, ни тогда, когда стал полицейским. На своем веку он повидал много раненых и даже очень, но так уж случилось, что для него само понятие «рана» и то, что служило причиной ранения, никак не были связаны между собой. Он воспитывался на детских играх в полицейских и грабителей, ковбоев и индейцев. Удар, еще удар — и ты убит. И в том, что тебя убивали, было всегда нечто захватывающее. И даже тогда, когда ему доводилось видеть открытые сквозные раны, в его подсознании всегда присутствовало это понятие притягательности.
Сейчас он уже знал, что это понятие — ошибка, и ему просто хотелось знать, за что судьба так жестоко обошлась с ним. Когда пули вошли в грудь, он не почувствовал ничего, кроме сильного удара. Его и раньше били и били очень сильно тяжелыми мощными кулаками, били так, что он едва не испускал дух, и поэтому ему было знакомо это чувство, когда тебя избивают до полусмерти. Однажды домоуправляющий, обезумев от ярости, со всего маху стукнул его молотком. Удар пришелся по плечу, и он тотчас же почувствовал острую жгучую боль. Но никогда в жизни ему не приходилось быть раненым, и сейчас он уже твердо знал, что пострадавший в этом случае не сжимает изящно кулаки и не падает красиво в обморок. Теперь он знал, что удар пули приравнивается к мощности локомотива и, когда вас эта пуля настигает, вы просто валитесь на землю. Все ясно как день. Может быть, кто-то из раненых и держался на ногах, но пули, предназначенные Эрнандесу, заставили его сделать несколько вращательных движений, потом пригвоздили к пожарной лестнице.
Сначала его пронзила острая шоковая боль, которая затем сменилась странным чувством падения в пространстве. Полнейшее безмолвие, отсутствие контроля над собой и только падение, падение. А потом столкновение с металлом и такая беспомощность, что даже нельзя протянуть руку, чтобы смягчить силу удара.
Затем его охватила лихорадка.
Все тело полыхало, как в огне. Жар начался с двух зияющих дыр в спине, где прошли пули, через тело пролегли два горящих тоннеля, и вот уже заныла вся грудь, потом плечи, горло, лицо. Это был всепожирающий жар. Ему стало тяжело дышать, и теперь он хватал открытым ртом воздух, едва сознавая, что пуля задела легкое. А когда кровь пошла ртом, ему вдруг показалось, что это слюна, но, увидев на манжете рубашки ярко-красное пятно, его охватила паника.
Тяжело дыша, охваченный лихорадкой, он почувствовал острую пронзительную боль. Казалось, что голову кто-то сдавливает клещами, а на глаза изнутри надавливают пальцами, чтобы они вылезли наружу. Кровь изо рта теперь струилась непрерывно.
Перед глазами все пошло кругом и он подумал, что умирает. А чьи-то пальцы все продолжали надавливать на глаза, и весь мир погрузился во тьму. Откуда-то снизу доносились крики. Интересно, поймали того, кто пытался предупредить Мирандо?
Его начинало тошнить.
Тошнота усилилась, когда он почувствовал, что она уже подступила к горлу, и вот уже пожарная лестница, небо, весь мир закружились у него перед глазами. Задыхаясь от собственной крови, он потерял сознание.
Парни скрылись мгновенно, совсем как арабские конокрады. Зип сорвался с места сразу же после предупредительного выкрика. Пробравшись сквозь толпу, он стремглав завернул за угол. Папа и Сиксто, быстро сообразив, что произошло, последовали его примеру. Все трое исчезли, прежде чем Бирнс и Паркер кинулись обратно.
В тот же момент Бирнс посмотрел в сторону пожарной лестницы.
— Фрэнк! — громко крикнул он. — Фрэнк!
Никакого ответа.
— Что произошло? — Паркер едва переводил дыхание. — Его убили?
— Не зндю. рн лежит вон там. Его нужно перенести. — Он перевел взгляд на тротуар, туда, где находилась пожарная лестница. — Боже! Боже мой!
— Что такое? — спросил Карелла.
— Кровь! — в голосе Бирнса послышался испуг. — Он истекает кровью!
Все молча наблюдали за падающими на тротуар каплями дождя. Они падали бесшумно, словно стрелы, одна за другой, размывая струйки крови в причудливый рисунок.
— Нужно срочно забрать его оттуда, сказал Бирнс.
— В него стрелял парень, предупредивший Мирандо, — сказал полицейский.
— Пусть это будет на их совести, — покачал головой Бирнс. — Иногда мне кажется, что шпана этого участка доставляет нам больше хлопот, чем все профессиональные воры вместе взятые.
— Виноваты не они, — Паркер, как завороженный, смотрел на капли крови. — Виноваты их родители. Они едут сюда, даже не зная языка. Что хорошего мджно от этого ждать?
— У моего отца был такой дремучий акцент, что не вырубить никаким топором, — сказал Бирнс. — Так при чем здесь…
— О ком вы говорите, лейтенант? — спросил репортер, стоявший по ту сторону заграждения. — О подростках?
— Ничего интересного для прессы. .
— Вы думаете, что сегодняшние подростки будут похожи на Пепе Мирандо?
— Я думаю не об этом.
— А о чем, лейтенант?
— Я думаю о человеке, истекающем кровью на этой пожарной лестнице, о человеке, который, наверное, вот-вот умрет. Я думаю о том, что мне нужно забрать его оттуда, пока есть хоть малейший шанс спасти ему жизнь. А еще я думаю, что вам следует убраться отсюда, пока я не ограничил доступ для всех репортеров.
— Не надо раздражаться по пустякам, — ответил репортер. — Собственно говоря, я хочу сделать из этой истории политическую карикатуру.
— Что? Может, вы думаете, что здесь разыгрывается цирковое представление? Карикатуру на Мирандо? Карикатуру на Фрэнка Эрнандеса, который, может быть, уже мертв?
— Жизнь — довольно дешевая штука, лейтенант.
— Вы так думаете? Тогда сделайте карикатуру на свою ослиную голову! А заодно оставьте меня в покое! — сердито произнес Бирнс, направляясь к машине.
— Надо же, ка он быстро закипает?! — репортер» удив-1 ленно поднял брови.
— Этот человек работает здесь уже давно, — произнес Паркер. — Это не самое подходящее место для политического шоу. .
— Я всего лишь хотел выяснить кое-какие факты относительно Мирандо, вот и все, — ответил репортер. — У каждого своя работа.
— Факты относительно Мирандо? — переспросил Паркер. — Оглянись вокруг себя. Мирандо всего лишь конечный продукт. И совсем не обязательно приходить сюда, чтобы узнать его. Просто, парень, вглядись внимательнее во все происходящее вокруг. На каждой ступени развития есть свой Мирандо. — Паркер глубокомысленно кивнул головой. Сказав это, он направился вслед за Бирнсом к патрульной машине.
Томми и Ли’л Киллер увидели Куха в тот момент, когда он выходил из-за угла.
— Эй, Томми, — произнес Фил. — А вон один из них.
— Один из кого?
— «Латинских кардиналов». Господи, если полицейские заметят эту рубашку…
— А ты позови его, — сказал Томми.
— Для чего?
— Предупредить. Хочешь, чтобы полицейские схватили его?
— Кого это волнует? Просто он ничтожество.
— Ничтожество или нет, я не люблю, когда полицейские ведут в
