не дверь, а кирпичную стену. Я не понимаю, что произошло между нами. Алена молчала и избегала меня. А у меня все нутро скручивало от желания просто прикоснуться к ней. Неужели это все? Я не мог принять. Не хотел.
Я разозлился, когда увидел Алену со Славой. Наверное, это была жгучая ревность, которая вспыхнула мгновенно, когда я увидел, как ему она позволяла держать себя за руку. Сам не знаю, что меня сдержало. Ушел следом за Алёной, а потом подрался, выплеснув свою злость на каком-то парне. Хорошо, что нас разняли мои друзья, иначе я бы не оставил на нем и живого места.
Я готов был разорвать любого за нее. Понял я это быстро, что по-настоящему меня испугало. Ни одна девушка не вызвала и сотой доли тех эмоций, которые будила во мне Алёна. Поэтому я отпустил. Решил, что мне надо самому остыть немного, потому что все это ненормально. Я перестал обращаться внимание на нее, даже смотреть не позволял себе, чтобы быстрее избавиться от всех чувств, которые вспыхивали от одного взгляда на нее.
Только ничего не помогало. Становилось хуже. Я практически перестал есть и много курил. Пару раз напивался от безысходности. А Егор, кажется, получал какое-то удовлетворение из-за этого. Но мне было плевать на него. Мне нужна была моя девочка.
Встретившись в коридоре школы, буквально столкнувшись друг с другом, я подхватил Алену, которая чуть было не упала. Скорее всего устояла бы, но я действовал на инстинктах. От одного прикосновения меня ударила током.
— Спасибо, — прошептала Алёна, опустив взгляд.
Я же наоборот смотрел на нее во все глаза. Ее чувственный и тонкий аромат забил все мои рецепторы. Я шумно вдохнул воздух около нее и отпустил. Алёна мазнула взглядом по моим рукам, вернее сбитым костяшках и нахмурилась. Хотела что-то сказать, но прозвенел звонок, и она сбежала от меня. Я разочарованно смотрел на хрупкую удаляющую спину от меня.
Устав скучать по Алёне, я решился попробовать ещё раз, пообещав, что это будет последний раз. Я долго думал, как или чем ее привлечь. Идея пришла внезапно и казалась до безобразия простой и гениальной. Что Алёна любила больше всего? Каток. Лед. Коньки. Я решил позвать ее на каток. Не знаю, может ли ей выходить на лёд, но можно мне, я буду ее держать и катать. Почти пять лет я занимался хоккеем, пусть и на любительском уровне.
«Привет. Пойдешь со мной на каток?»
Отправил сообщение и подкурил очередную сигарету. Я ждал. Нервничал. Но ответ пришел только через полчаса. Я открывал сообщение с тяжелым сердцем. Я боялся отказа.
«Да. Через минут десять буду готова.»
Сердце радостно подпрыгнуло. А я выдохнул.
«Буду через десять минут у твоего подъезда.»
Схватив сумку с коньками, я несся к ее подъезду как ненормальный, думая о том, что, кажется, я впервые влюбился…
Глава 19
Алёна
Этот день я вполне могла бы назвать самым счастливым, ведь мой лечащий врач разрешил мне выйти на каток! Это как инвалиду сказать, что он снова может ходить. По крайне мере ощущения у меня были именно такие. Душа моя пела. Это же просто чудо! Я бы так счастлива от одной мысли, что смогу просто снова надеть коньки, выйти на лёд и покатиться… Скользить, кружиться, прыгать… Хотя прыгать все же мне нельзя. Хотелось расплакаться.
Но я знала, что долго я не смогу кататься, потому что нужно назначить дату операции, но я мечтала о том, чтобы просто выйти на лёд. Это своего рода зависимость, которую ты не можешь победить. От одной мысли пробивает легкая дрожь, но приятная, ни на что не похожая.
Я летела окрыленная новостью к другому врачу в другую больницу. К Валерии Викторовне. Наконец-то состоится встреча родителей и врача, согласившегося меня прооперировать. Я опаздывала, потому что немного задержалась в реабилитационном центре и не рассчитала время. Влетела я в кабинет, когда мои родители уже вели беседу с ней. Поэтому быстро поздоровавшись, я пыталась сразу вникнуть в разговор, и то, что я услышала, мне не понравилось. Они спорили.
— Это опасно, — сказала моя мама.
— Любая операция — это риск, — парировал врач.
— Я не уверена в Вашей квалификации, как врача, уж извините, — добавила мама, а я открыла рот от возмущения, но не могла почему-то выдавить и слова, впрочем, папа тоже молчал.
— Зачем же Вы тогда сюда пришли? Не отнимайте мое время, — возмутилась Валерия Викторовна.
Мама поджала губы, а я по одному жесту всё поняла. Я же подслушала разговор родителей, но почему-то решила, что мама говорила всерьез потом, передумала. Сердце сжалось. Наверное, сейчас я чувствовала разочарование: горькое и разъедающее душу. В один миг мое хорошее настроение испарилось. Мама не собиралась соглашаться, это был очередной фарс.
— Валерия Викторовна, могут мне сделать операцию без согласия родителей? — спросила я спокойно, не обращая внимания на маму.
— Договор на оказание платных услуг клиника может заключить с тобой, но только с письменного согласия родителей, — мягко ответила она.
Я выдохнула.
— Папа, что ты скажешь? — обратилась я к отцу, потому что на мать я даже смотреть не хотела сейчас.
Я чувствовала себя обманутой и преданной.
— Мы подумаем, — ответила за него мама и встала, — нам пора.
Всю дорогу домой я молчала, размышляя, как лучше поступить. Эта встреча и разговор были решающими. В голове я перебирала все варианты, но какой правильный — я не знала. Поэтому дома, собрав всю волю в кулак, я заговорила с родителями спокойно, хоть истерика и рвалась наружу.
— Когда? — голос мой почти не дрожал.
— Что? — переглянулись родители и спросили почти в один голос.
— Когда будем подписывать договор на мою операцию?
— Алёнушка, девочка моя… — начала мама ласково, но я ее перебила.
— Нет, мам. Я свою часть договора выполнила. Я рассталась с Денисом. Теперь выполни свою — подпиши этот дурацкий договор!
Все-таки не сдержалась и в конце предложения повысила голос.
— Я же сказала «если»…
— Тебе врач сказал, что мне можно и нужно провести операцию, вот это «если» настало. Разрешение есть, нет только подписи.
— Но другие врачи не согласны…
— Другие врачи, мама, просто трусы! Они элементарно не умеют, вот и всё, — почему-то я безоговорочно верила Валерии Викторовне.
Мама шумно выдохнула. Она подбирала слова, но любой отказ я сейчас восприму в штыки. Мне нужно только согласие. Пока я и мама сверлили друг друга глазами, папа прервал наше затянувшееся молчание.
— А что это за
