был, документ показал. Печать настоящая! Денег дал, да каких! Я и согласился уйти… гулять.
— Гулять ты любишь, понял. Ты уверен про документ? — усмехнулся Алексей. — Я ж тебя учил различать печати.
— Уверен, документ настоящий, — был убеждён охранник.
— А выглядел как сей господин Врангель? — продолжал спрашивать Алексей.
— В шляпе был. Русые волосы, завязаны в хвост, — рассказал тот.
Алексей переглянулся с Петром, и брат пожал плечами:
— Бывает.
— Кто с ним был? — продолжал Алексей дальше расспрашивать охранника.
— Человек в плаще… Он уносил клетку под плащом. Капюшон скрывал его лицо, но… Я помню его. Лично не знаю, но видел его как-то в компании Разумовского. Я запомнил его, поскольку тогда был скандал между ним и одним молодым человеком.
— Что?! Ты уверен? — поразился Алексей, переглянувшись с не менее удивлённым братом.
— Да. Врангель дал мне ещё голубиное перо. Сказал, что оно принадлежало особенному голубю, который приносит удачу и мир тем, кто пером таким владеет, — достал тот перо из-за пазухи и показал.
— И ты купился?! — был Алексей поражён.
— Да, это перо Колумбины, — подошёл Пётр, узнавая радужный цвет пера. — Я пообщаюсь с Врангелем, а там, скорее всего, опять с Разумовским.
— Разумовский, — нахмурился Алексей. — Что за интрига?
— Есть некоторые стёклышки в моей мозаике, которые ведут именно к нему, — загадочно ответил тот. — Сначала интересно, кто выкрал документы Врангеля или подделал, представляясь им.
— Ты возвращаешься и, увы, пока что покидать ворота будет запрещено, — Алексей строго взглянул на охранника и кивнул на выход.
Тот с пониманием и энтузиазмом выполнить всё, что требуется, лишь бы не постигла немилость, зашагал вместе с ним и Петром на улицу…
Следующий шаг был ясен. Дома Алексей позаботился о записке для Габриэлы, чтобы сообщить о похищении Колумбины, а Пётр — о записке для Врангеля, с просьбой встретиться тоже по причине похищения голубки.
Вечером же, после ужина в узком семейном кругу, Пётр уединился в его с Ионой спальне. Он пробыл там один недолго, но сидел в кресле перед столом и попивал коньяк, погрузившись в размышления. Иона тихо пришла, сев на диван рядом, и молча наблюдала за ним. Она любовалась и жалела. Ей всегда было его жаль, если не получалось составить «мозаику», как он любил называть любое расследование, каким занимался.
В какой-то момент пригубив коньяк, Пётр заметил её, сидевшую вот так и смотревшую с беспокойством в ответ.
— Никак, — тихо сказал он. — Пока никак.
Иона молчала и не двигалась. Она уже привыкла к тому, что милый сейчас будет дальше размышлять, и мешать ему не стоит, чтобы мысль не прервалась…
— Мы встретили Врангелей на том балу, — откинувшись на спинку кресла, в котором сидел, выдохнул расслабленно Пётр и уставился в потолок. — Ты смотрела картину… Голуби, девушка… Подошла Габриэла. Там и Врангель появился. Ревностный… Да, он уже ревновал. Он знал, что супруга нарисовала голубей именно от любви к Карлу. Он присылал ей голубку, потом оставил её ей… Любовь…
Пётр выдержал паузу и продолжил:
— А дальше началось… Украли голубку и картины… Ту самую картину с голубями и с берёзовой рощей. Россия… Карл отсюда, да и что ещё?!.. Потому она нарисовала русскую природу?… Тоска по любимому, тяга. Возможно. Пока другой причины не знаю. Но кто украл всё это и зачем? Сам Врангель? Да зачем ему это надо, тем более что сам просил следить за его женой, подозревая в изменах?… Любовник? А ему зачем? Чтоб любимая как-то к нему прибежала? А зачем похитили тебя тогда?
Иона молчала, затаив дыхание, словно любимый вот-вот и поймает нужную ниточку, или отыщет то самое стёклышко, чтобы дальше составить мозаику…
— Ты оказалась, как и Колумбина, и Врангели, где?… У Разумовского. Голубка — в погребе заброшенного дома… Ты тоже была где-то в таком же месте… Не в одном ли и том же?! Но ты в то время голубки не встретила. Всё это мы узнаем на месте… Да, — кивал Пётр, прищурившись и так и глядя в потолок. — Разумовский… Интриган, авантюрист… Что ему до нас? Возможно, по тебе соскучился? Бред полный… Нанял кого отомстить? Тоже бред, слишком слащавый и самовлюблённый. Внимания ему хватает. Но почему тогда ты, Колумбина и картины?… Нет, — протянул Пётр. — Картины были выброшены по пути… К счастью, не так далеко от нашего замка. Почему? Тяжёлая ноша? Возможно… Места занимают много и не столь важно, и уничтожены сразу. Раз, и нет, и нет памяти о них… Хорошо… Выкинули на первом попавшемся месте, по случаю, у водопада… Но Колумбину не уничтожили, берегли. Дали птенцам вылупиться… Для чего выкрали и кто? Врангель вряд ли знал, как и Разумовский… Как бы я хотел, чтоб кто-то из них был виноват, но это не они.
Пётр снова замолчал. Он сел прямо, облокотился локтями на колени и стал смотреть на любимую:
— Здесь есть ещё люди, которым это всё было выгодно и нужно. Но кто?
— Милый, — нежно улыбнулась Иона. — Истина так близко, ты снова меня восхищаешь.
Отставив коньяк, Пётр поднялся, потянул любимую встать перед собой и заключил в жаркие объятия:
— Хочу восхитить ещё больше. Особенно своей верностью.
— Я верю, что верен, но запах… Ты был с Алексеем, верно? От вас пахло коньяком и цветочными духами. Софья мне сказала, где охранника нашли, но я… Я верю. Она поверила милому, и я…
— Я боялся, ты выследишь меня там, — засмеялся с умилением Пётр. — Да, мы забежали туда, вытащили охранника… Ах, — махнул он рукой, став серьёзнее.
— Я бы выследила, если бы узнала раньше. Прощу, потому что напугана. Измена — для нас страшное слово.
— Это слово, как действо, не для нас, — целовал её милый, а Иона, наполняясь ответной страстью, направляла его в своих объятиях к постели…
Глава 46 (цыганка…. дети…)
«Я вернусь к тебе, любимый…. жизнь моя и смысл», — вспоминала Габриэла свои последние слова милому, покидая тем утром его дом.
Трудно было расставаться хоть на час. Габриэла собиралась вернуться к нему и уже не расставаться. Карл готов был и в Швецию ехать, чтобы там быть рядом, но сначала бы они вместе вернули мальчика-дикаря к другу в Баварию, откуда тот сбежал.
Получив записку о похищении Колумбины, Габриэла испугалась и расстроилась. Она решительно собралась к Аминовым, чтобы выяснить всё, и обещала Карлу сразу вернуться. Они оба верили, что так и будет. Всё теперь будет хорошо. Они будут вместе, будут бороться с судьбой за право любить и быть здоровыми.
Карета проезжала по улицам
