мыслил. Но вдруг что новое мне откроешь?
— Не вижу смысла. Твой соратник с головой луковицы вполне доходчиво мне объяснил, что оставлять меня в живых в ваши планы, какими бы идиотскими они ни были, не входит.
— Так смерть по-разному приходит. Можно, например, хер тебе отрезать и затолкать в глотку так далеко, чтобы ты подох от удушья, — без устали шаря по округе настороженным прищуром, все же не упустил случая отбрехаться Хват.
— Боюсь, в таком разе я невольно подниму такой вой, что сюда сбежится туча народу. И что в такой ситуации они сделают с вашими удами, я, хоть этого, скорее всего, и не увижу, но представить могу.
— В Новгороде вы что забыли? На кой вам сдалась эта гильдия, чтобы жечь ее в каждом городе?
— О том лучше не у меня спрашивать, — дернул плечами хазарин. — Мне что сказали, то я и делал.
— Да? — униматься Хват, судя по всему, и не думал. — И сколько ж, интересно, тебе поручили прирезать детишек? Там, в Полоцке. Сколько сказали, столько и порешил?
Буйук шумно втянул воздух через нос.
— Ты ошибаешься, если считаешь, что кому-то это доставило удовольствие.
— Вот это здорово! — воскликнул Хват, резко оборачиваясь лицом к лицу с хазарином. — Вот это как раз то, что я хотел, рыть твою медь, услышать! Знаешь, как мне сейчас сразу полегчало? А как отлегло у баб с ребятишками, которых вы своими сердобольными ножами за Камень отправили, даже представить не могу!
— Хват, уймись… — начал было Тверд урезонивать варяга, но не успел.
— Кого среди ночи носит?
Голос раздался справа. С той как раз стороны, где низенький тын палисадника упирался в высокий забор солидного подворья, и тень от деревьев, растущих около него, была особенно густой. О том, что там поставлен караул, хазарин, дело ясное, трепаться не стал. Едва поняв, почему именно, Хват мигом расцепил руки, для виду кое-как обмотанные веревкой, и коротким движением направил клинок в лицо их полонянину.
Но тот к такому повороту дел оказался чудо как готов. Будто только того и ждал, он всем телом дернулся назад, впечатавшись в Тверда и одновременно уводя голову с линии атаки, а затем с шумным выдохом припечатал сапог в живот варяга. Хват грохнулся на задницу, а пока Тверд пытался удержать равновесие, хазарин метнулся в сторону караульного.
— Рази их! — выкрикнул он, совсем не мужественно петляя и так старательно стараясь втянуть голову в плечи, словно она была единственным местом, которое можно было поразить, метнув нож. — Лазутчики!
Из темноты навстречу выметнулись три тени. Судя по лязгу железа и кожаному скрипу доспехов, вряд ли это была дочь старосты, схоронившаяся от насильников.
— Хват, не упусти, — только и успел бросить Тверд, наблюдая, как Буйук бросился к высокому тыну, двумя нехитрыми движениями забрался на него, и — был таков.
Бросившемуся вдогонку за ним Хвату заступил дорогу оружный стражник. Но широкий молодецкий замах клевцом — единственное, что он успел сделать. Щит полетел в одну сторону, его хозяин, коротко вскрикнув, в другую. Узкоклювый топорик при этом остался в руке Хвата, который, не сбавляя ходу, одним махом взлетел на забор и скрылся за ним.
Те двое, что остались с Твердом, умелыми рубаками не были тоже. Они, конечно, как и полагалось по воинской науке, попытались обойти его с двух сторон, но на решающий рывок не хватило ни умения, ни разумения. Одному кентарх даже позволил беспрепятственно зайти за спину. Но как только тот, что остался перед ним, ощерил щербатый рот и бросился вперед, Тверд мигом повернулся к нему спиной, уходя в сторону, и оказался лицом к лицу с опешившим от такого маневра вторым стражником. Мгновенное замешательство врага — очень часто это все, что нужно в битве. Перехватив руку с топором, готовым обрушиться сверху, Тверд изменил направление ее движения, подставив под удар первого татя. Мокрый хруст, вскрик, который оборвал короткий твердов удар ножом. Метнувшись в сторону, он толкнул обмякшее тело стражника на его напарника. Оба грохнулись на землю. Добивать не стал. Времени и так не было, а, судя по тому, как резво сверкнул пятками хазарин, скоро его стараниями здесь будет полным-полно оружного люда. Одним больше, одним меньше — разница не велика.
Рассудил он верно. Понял это, едва оказавшись во дворе войта. У одной из клетей, прямо в круге неровного света, которым вгрызался в темень закрепленный в стене факел, шла возня, оглашающая ночь лязгом оружия. Судя по всему, Хвату заступили дорогу сразу несколько воев. Он метался меж ними, сверкая в рваных сполохах огня обманчиво беззащитным голым торсом. Супротивнику всегда кажется, что проткнуть голое пузо — плевое дело, только выброси вперед клинок. Насколько мог помнить Тверд, на этом погорели многие. С двумя топорами в обеих руках варяг мог не утруждать себя напяливанием доспеха. Правда, знали об этом немногие. А те, кто в то или иное время покупался на мнимую беззащитность обоерукого варяга, предупредить больше никого уж не могли.
— Где?
Пробегая мимо, Тверд походя наддал в колено стражнику, норовящему обойти голобрюхого беса со спины. Двинул сильно и неожиданно. Нога неловко подломилась и гридень, вскрикнув, бухнулся в траву. Потом, утром, глядя на свое изувеченное колено и переводя взор на тела раскиданных по двору соратников, он еще поймет, насколько ему повезло.
— В дом кинулся, — бросил через плечо варяг. И в следующий миг опустил изукрашенную свою башку на переносицу стража. Уже взбегая на крыльцо, Тверд успел заметить, что лысый, не дожидаясь, пока обмякшее тело упадет, отразил еще два выпада с разных сторон, и лишь затем завершил начатое, окончательно пригвоздив стражника с разбитой харей к земле широким махом секиры.
В полутемной людской, куда он шагнул, распахнув дверь, его, конечно, ждали. Тверд ко встрече был готов. Но одно дело ожидать нападения и совсем другое — пробовать увернуться от арбалетного болта. Сегодня ему повезло. Но в сече без везения — все равно что без пальцев. Звякнув о пряжку доспеха на плече, стрела срезала ремень и, срикошетив от железной застежки, отлетела куда-то на пол. Следующий удар, уже клинка, он принял на гарду кинжала: без везения в ратном ремесле, конечно, никуда, но рассчитывать только на него — живота не напасешься. Тем более, если второй гридень налетает с другого боку, бодрыми махами разрубая воздух кривым мечом. Чтобы не быть разрубленным самому, Тверду пришлось здорово изловчиться. Пару раз сабля пропела свою гудящую песню в вершке от его головы, а уворачиваться от ее пляски с
