вещи.
И вообще, какая я ему прекрасная? Р-р-р
— Самая прекрасная. Единственная. Неповторимая. Самая лучшая. Просто погоди чуть-чуть.
— Я не могу. Не могу! У меня пропал ребенок, — Лерина истерика оказалась заразной, как не во время-то.
— Рус — взрослый, здоровый, сознательный и адекватный парень, — размеренный тон и умные слова Влада меня дико бесили. Протест пер из меня автоматически уже:
— Адекватный? В каком месте? У него там несчастная любовь, крах жизни, отец упырь, мать ехидна, да и та свалила в командировку…
— Ч-ч-ч, тише. У Руса лучшая на свете мать, раз с отцом не повезло. Компенсация, — да сколько можно увещевать-то?
— Хватит лить елей мне в уши! Влад, пока я решу вопрос с работой, пожалуйста, найди мне билеты. Ближайшие рейсы.
Но он по-прежнему держит меня крепко. Прижимает к себе плотно, не вывернуться.
— Да, бывает, что наша любовь кажется другим глупой, неуместной и нелепой, но она есть и для тех, кто любит — она важна. Маргарита, послушай меня. Тебе не нужно никуда лететь. Поверь мне, пожалуйста, с Русланом все хорошо. Скоро он даст тебе знать об этом. Потому что любит тебя, ценит и не хочет волновать. Он же писал тебе уже после того, как сбежал от всех?
Застываю сусликом на пригорке. В голове мечутся воспоминания:
— Эм-м, погоди. Давай, я посмотрю.
Открываю телефон, нахожу последнее сообщение от ослика и прикидываю время:
— Да. Он писал мне в семь вечера по Питеру.
— Ну вот видишь. Самого главного для него человека Рус предупредил, что все с ним в порядке. Уверяю тебя, скоро он объявится и для остального, временно недружественного мира.
И мне бы выдохнуть, подумать, успокоиться, но я же:
— Я так не могу. Мне надо быть там.
Влад встряхивает меня за плечи и пристально смотрит в глаза:
— И что ты там будешь делать?
Всхлипываю. Тру лицо ладонями, из которых он успевает вовремя вынуть телефон.
— Не знаю. Просто я смогу сказать ему, что я вернулась. Я рядом, он может больше не прятаться. Я помогу, я… — слезы все ж таки текут рекой.
Мне так жаль в душе маленького потерянного ослика. Поэтому я напрочь забываю, что Руслан у меня здоровенный самостоятельный лось давно уже. Кажется.
Влад тяжело вздыхает:
— Он все это знает. Рус счастлив, что ты у него есть. Он заботится о тебе, как умеет. С ним все хорошо, поверь мне. Пожалуйста.
И что-то такое есть в его тоне, во всем его облике и взгляде, что я не могу. Просто не могу… не поверить.
Со всхлипом обвисаю в его руках. Уткнувшись в твердую, горячую грудь, я рыдаю и рыдаю.
Влад подхватывает меня на руки и уносит на диван. Несмотря на давнюю взаимную нелюбовь с этим предметом мебели, я смиренно сижу у Влада на коленях. Прячусь от мира, себя, своих страхов и ужасных новостей в его объятьях, уткнувшись носом ему в шею.
Так и засыпаю, окутанная знакомыми ароматами бергамота, кедра и пачули.
Глава 34
Эмоциональные качели
'Быть может, за грехи мои,
Мой ангел, я любви не стою!
Но притворитесь! Этот взгляд
Все может выразить так чудно!
Ах, обмануть меня не трудно!..
Я сам обманываться рад!'
А. С. Пушкин
Утром первое, что я вижу, с трудом открыв глаза, это Влад.
Мы ночь проспали на диване в обнимку. Теперь у меня в затекших мурашках шея и рука, а он, скорее всего, весь. Ибо спала я практически на нем.
И впервые для меня сон на диване не сопровождался никакими гадостями и кошмарами. Я с него не упала, он подо мной не сложился, не провалился, пуфиком меня сверху не накрыло. В целом — впервые в жизни я просто спала на диване. Может, он не так и плох, как мебель?
Во сне Влад улыбается. Такой солнечный, милый, теплый, родной.
На глаза ему упала широкая прядь, к которой так и тянулась рука: убрать, погладить, пропустить между пальцев.
Рита! Рита, очнись! У тебя пропал сын, ты стара для такого идеального гениального красавца, да и, вообще-то, впереди тебя ждет трындец на работе, сложный развод и очень призрачные перспективы занятости, дорогая. Собери уже мозги в кучу.
Порция собственного яда хорошо бодрит с утра, поэтому я подрываюсь к телефону и в душ. И конечно же, бужу Влада.
— О, утро мечты, милая. Спасибо.
— Прости, я не хотела отдавить тебе ничего ценного, но, видимо, не вышло.
Нашариваю на полу рядом с диваном телефон, а Влад, вместо того, чтобы встать и собираться на пары, которые вчера никто не отменил, перехватывает меня рукой поперек живота и утаскивает обратно. Не только на диван, но и на себя.
Пресвятые Просветители, как же неловко.
Но классно.
«И-и-и», — пищу про себя и таю от восторга внутри.
Пока я судорожно разблокирую телефон, чтобы проверить мессенджеры и почту, Влад, притянув меня к себе спиной, сопит и тихо фыркает мне в шею. Горячие колкие мурашки совершенно другого генеза, нежели прежде, мчат по мне табунами в разные стороны.
Я длинно выдыхаю сквозь навернувшиеся слезы облегчения, видя на экране письмо:
«Мам, не волнуйся. Я в порядке. Просто нужно подумать. Прости, что встревожил. Я не хотел. Не тебя. Обнимаю, еще напишу. Владу привет»
Меня затапливает счастьем, теплом и восторгом.
Он в порядке.
Может писать и где-то спрятаться.
Он в порядке.
Плачу. Снова. Теперь от облегчения и счастья.
А потом вдруг включается мозг:
— Скажи-ка мне, прекрасный, несравненный и гениальный Владимир Львович, — медленно формулирую я, пытаясь ухватить за хвост основную мысль и привязать к ней пару-тройку вспомогательных гипотез.
— Что-то мне начало уже не нравится, — бормочет в мою макушку Влад.
Еще бы.
Чует, паршивец.
— А с чего это Рус передает тебе привет, а?
В гнезде на моем затылке начинаются активные копошения, прямо-таки раскопки. В полнейшей тишине.
— Влад.
— Да, королева моего сердца? — и долгий выдох в основание шеи сзади. Бергамот, кедр и пачули окружают. Мысли разбегаются, так как письмо сына меня уже изрядно успокоило и расслабило.
Неплохо было бы взбодриться же?
— Я ведь сейчас развернусь, — начинаю я противным учительским тоном. Студики мои, обычно, когда его слышат, не только шпоры свои безропотно сдают, но и все девайсы шпионские.
