Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 45
звериных шкур не переживешь зиму в Шофане, без мяса на столе не накопишь достаточно сил, чтобы противостоять лютым морозам. Да, здешние обитатели не строят постоянных домов – но это не признак варварства, лишь примета той жизни, которую они ведут. Человек, решившийся соблюдать в степи весь уклад Хань, не продержался бы и дня.
Ли Лину запомнились слова прежнего шаньюя, Цзюйдихоу: ханьцы, мол, думают, будто только у них заведены хорошие манеры, и считают хунну едва ли не животными.
– Но что это такое – хорошие манеры, о которых вечно твердит Хань? Разве не искусство скрывать под красивой маской свое безобразие? Разве ханьцы менее себялюбивы и менее завистливы, чем хунну? Менее сластолюбивы и менее алчны? Убери внешний лоск – и никакой разницы нет! Ханьцы научились лучше притворяться – вот и все.
Цзюйдихоу привел много примеров: жестокие междуусобицы, раздиравшие страну до воцарения династии Хань, а после – истории достойных мужей, которые либо были изгнаны, либо в конце концов склонились к пороку. Ли Лину, положа руку на сердце, было нечего ответить. Человек военный, он и сам не раз думал о бессмысленности вычурных придворных церемоний. Пожалуй, грубоватая прямота хунну и вправду была лучше, чем показная любезность и подспудное коварство ханьцев. Выходит, думать, будто собственные обычаи хороши, а обычаи хунну – варварство, с самого начала было ошибкой, предубеждением? Постепенно Ли Лин пришел к такому заключению. Взять хоть имена – у ханьцев, помимо собственного, настоящего имени непременно имелось имя «вежливое», «почетное», которое использовалось в обществе. Но, если вдуматься, к чему оно? Нет ни одной причины, зачем бы человеку требовалось столько имен.
Жена Ли Лина, очень тихая и скромная, по-прежнему смущалась в присутствии мужа и почти не раскрывала рта. Зато родившийся у них сын не испытывал никакой робости и смело заползал к отцу на колени. Глядя на ребенка, Ли Лин вспоминал своих детей, оставшихся в Чанъане и убитых вместе с матерью и бабушкой, и против воли впадал в уныние.
Ровно за год до того, как Ли Лин попал к хунну, на их землях был схвачен Су У, глава императорской стражи.
К варварам он отправился в качестве посла для переговоров об обмене пленными. Но случилось так, что некоторые из его приближенных попытались вмешаться во внутренние интриги кочевников, и шаньюй приказал схватить все посольство. Убивать их он не собирался – хотя угрожал смертью, принуждая перейти к нему на службу. Су У, однако, не только отказался, но, не желая терпеть позор, сам всадил себе в грудь кинжал. Лекарь, которому варвары доверили жизнь ханьского посла, прибегнул к весьма необычному методу лечения. В «Истории ранней династии Хань»[50] записано, что он выкопал яму в земле, развел там огонь, положил сверху раненого и принялся топтать ему спину, чтобы выпустить кровь. Благодаря столь решительным действиям, Су У, пролежав полдня без сознания, все-таки пришел в себя – к собственному сожалению.
Цзюйдихоу обращался с ним чрезвычайно милостиво. Несколько месяцев спустя, когда Су У совершенно излечился, шаньюй отправил к нему своего советника Вэй Люя, чтобы тот вновь попытался склонить пленника на их сторону. Су У, однако, ответил такими поношениями, что Вэй Люй, смущенный, поспешил удалиться. Су У бросили в яму, где он от голода жевал войлок со снегом, а после сослали пасти овец на озеро Байкал, в безлюдную местность, со словами, что ему будет дозволено вернуться из ссылки, «когда бараны начнут давать молоко». Там Су У провел девятнадцать лет. Впрочем, история эта слишком известна, чтобы ее стоило рассказывать подробно.
Так или иначе, ко времени, когда Ли Лин окончательно уверился, что ему предстоит провести остаток жизни среди кочевников, Су У уже довольно долго жил простым пастухом, один на берегах холодного озера.
С Ли Лином они были дружны на протяжении двадцати лет и одновременно служили при дворе императора У-ди. Ли Лин знал Су У как человека временами упрямого и неуживчивого, но, несомненно, достойного и твердого в своих убеждениях. Когда, уже после отъезда посольства на север, в первый год Тяньхань, умерла мать Су У, Ли Лин сопровождал ее погребальную процессию до кладбища Янлин. А перед тем, как он сам отправился в поход против хунну, до него дошел слух, что жена Су У, отчаявшись дождаться супруга, сошлась с другим мужчиной. Военачальник тогда весьма негодовал, сокрушаясь о женском непостоянстве.
Тем не менее, оказавшись среди хунну, он не спешил встречаться со старым другом – и даже почувствовал облегчение, узнав, что того сослали на Байкал. Тем более Ли Лин не хотел видеть этого «пастуха с посольским жезлом» после того, как сам, оплакивая семью, отказался от желания вернуться на родину.
Через несколько лет правления шаньюя Хулугу прошел слух, что Су У более нет в живых. Хулугу, вспомнив о непреклонном посланнике, которого его отец Цзюйдихоу так и не смог подчинить, попросил Ли Лина проведать упрямца и, если тот жив, вновь попытаться смягчить его решимость. Шаньюй знал, что двое ханьцев прежде были дружны. Ли Лину ничего не оставалось, кроме как отправиться на север.
Путь его проходил по реке Туйин до слияния с рекой Туул, а оттуда – через леса на северо-запад. Там и сям по берегам до сих пор лежал снег. После нескольких дней путешествия, вдали, за горами и лесом, наконец показалась голубая гладь Байкала. Проводник из местного племени динлин отвел Ли Лина к бедной бревенчатой избе, из которой на редкий здесь звук человеческих голосов выбрался ее обитатель – с луком и стрелами в руках. Ли Лин не сразу узнал в заросшем бородой дикаре придворного чиновника Су У, прозывавшегося также Су Цзыцзин, – но тому было еще труднее распознать в одетом в меха князе хунну командира императорской конницы Ли Шаоцина, известного также как Ли Лин. Су У до этого момента и не подозревал, что его друг находится у хунну.
Растроганный встречей, Ли Лин мгновенно забыл обо всем, что до сих пор мешало ему увидеться с приятелем. Оба поначалу не могли вымолвить ни слова.
Слуги Ли Лина поставили неподалеку несколько юрт, и глухой, заброшенный угол стал выглядеть куда приветливее. В избу внесли угощения, привезенные гостями; в тот вечер окрестные птицы и звери с удивлением прислушивались к неслыханным здесь прежде звукам застолья и взрывам смеха. Ли Лин провел у друга несколько дней.
Рассказывать, как он переоделся в одежды хунну, было нелегко, но он открыл все как есть, не пытаясь себя выгородить. Что до Су У – от его хладнокровных речей о перенесенном за последние годы у Ли Лина
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 45
