class="p1">— Я не могу сказать... Такова была её последняя воля. Она покончила с собой через месяц после той ночи, бросившись в воду с причала. Попросила меня принести ей плед, ведь было холодно поздней осенью... А когда я вернулась, было слишком поздно... Тогда мне ничего не оставалось. Мне повезло. Снова... Я ненавидела себя за это... Мне хотелось последовать за последним близким человеком, что у меня был... Но духи вновь повели меня. И я вышла к стоянке отряда, который нас спас тогда. Моих навыков хватило, чтобы мне разрешили присоединиться к пехоте. Но не скажу, что мужчины там были лучше тех дезертиров. Благо, командир быстро поставил на место тех, кто мог что-то выкинуть. В том отряде я продержалась два года. Там и познакомилась со своим будущим мужем. Он был далек от общей компании, всегда думал о чем-то своём... Когда солдаты сидели у костра, он отходил поодаль и смотрел на звезды. Я делала так же... Меня пугал огонь... Страх передался от сестры. Она не выносила свечей и треска печи после пыток... Однажды мы заговорили о звездах. После обсуждали битвы... Потом наши истории... Было интересно просто сидеть и болтать... А после сидеть и молчать, смотря на небо, костры, бегающих по лагерю людей... Между нами крепла дружба, а после возникла любовь... Он был сыном плотника из этой деревни. И как оказалось, тоже видел духов... Это ещё сильнее сплотило нас... Перед каждым боем мы прощались, словно навсегда... Но вместе смогли выжить и в этом аду. После войны, которая закончилась победой, мы прибыли сюда. Чудом было, что выжили. Больше половины отряда полегло в ходе боевых действий... А нам повезло. Так, после скромной свадьбы, сложилась наша семья. У нас даже ребенок родился... Мальчик... Но новый приказ заставил моего мужа вернуться на поле битвы. Из-за сына Я не могла сопровождать его... Но вскоре Я потеряла обоих... Болезнь сына... А после весть о кончине мужа... Чуть не направили меня по стопам сестры. Спас брат мужа. Он не попал в армию из-за проблем с глазами. Вот я и живу здесь. Научилась, чему могла, у брата мужа, да старосты прошлого. А как староста покинул нас, я заняла его пост. С тех пор главными врагами стали тануки да природа. Кое-как убедила жителей часть полей под пар оставлять... Слушаю духов, помогаю с урожаем... И сама тружусь. А копье у меня как память осталось... Вот так... Редко берусь за него... Все надеюсь, что однажды смогу сказать себе, что более оно мне никогда не понадобится...
— Почему вы решили рассказать мне об этом?
— Честно говоря, я перестала тренироваться после смерти сына. Ведь не важно, насколько я была сильна, против болезни мне бы это не помогло. Мужа мне тоже не вернуть... Но для жителей деревни мне нужно быть сильной. Но не в плане воительницы. Как лидер... Потому рассказать всего никому почти не могу. Тем более, редко захаживают такие, как ты. Те, кто пережил что-то, что позволит поверить в мою историю...
— Много ли таких было?
— Всего ничего. До тебя захаживал бродяга с мечом в трости и свирелью за пазухой да одноглазый монах. Но только ты дослушал историю до конца, задав всего два вопроса. Я вижу по глазам, что в тебе есть интерес... Но ты не цепляешься к каждой мелочи и не связываешь мою историю со своим опытом... Пожалуй, пока что ты самый прилежный слушатель...
— Я рад это слышать. Во всяком случае, рад, что помог вам выпустить накопленное. Сдерживаемые чувства — самые разрушительные.
— Во всяком случае, это уже в прошлом. Сейчас мне нужно жить ради людей, что на меня полагаются, — Кизото потянулась, а после вздохнула, — так что хватит о прошлом, или я в конец растрогаюсь. Слезам такой женщины как я не место на плече молодого воина. Вместо этого лучше поделюсь своими знаниями.
— Постойте, Сора. Я хотел сказать, что искренне восхищаюсь вами. Вы прошли через ад, и все равно находите в себе силы улыбаться, вести людей и учить уму разуму молодых...
— Вот уж не ожидала, — та улыбнулась, — умеешь приятно удивлять. Так ещё и смелости хватило по имени меня назвать. Думаю, я прощу тебе лесть в начале нашего разговора.
— Неужели, никто такого прежде вам не говорил? — Я задал наивный вопрос, пришедший в голову из дурацкой новеллы от девственников для девственников, но мелкая сущность психолога ликовала во мне после.
— Местные говорят так за мои заслуги в руководстве... Но никто не знает моей истории полностью. Так что да. Кроме мужа никто. Я скучаю по нему... А ты, кажется, все больше хочешь увидеть мои слезы. Это жестоко, Дайнслейф.
— Сожалею о том, что заставил вас вспомнить об утрате. Но если это принесет вам облегчение, я обязан причинить эту боль.
— Говоришь совсем как лекарь. Тебе не в обиду, но ты меньше всех похож на воина из своей компании. Не считая, конечно, девчонки. Хотя, пусть подрастет, тогда можно будет сказать...
Кажется, мое прошлое студента-медика стало настолько очевидным, что даже сквозь образ из тела Ризадо и моего подвига, оно таки просочилось. В этот момент я не придумал ничего лучше, как сказать правду.
— Знаете, вы правы. Я на самом деле...
— Не нужно, — женщина прервала меня. — Наш уговор был другим. Я расскажу про прозрение, если ты послушаешь о боли этой старой женщины.
— Но вы вовсе не стары. Вы пережили многое, но не утратили молодости. Ни внешне, ни в глубине души. Будь это иначе, вы бы не взялись за копье...
— Я же сказала, не льстить мне, поганец, — меня схватили за палец, после чего потянули его явно не по направлению сгибания сустава, отчего я чуть было не завопил. — Или разозлюсь и выставлю тебя отсюда. Не говори о том, чего не знаешь.
Хват у Кизото был, что надо. Палец болел весьма сильно, а после вообще опух, что еле пролазил в перчатку.
— В общем, слушай. То, что ты ощутил от меня днем — ни что иное как Ци. Это жизненная энергия, и для человека она всегда нестабильна. Хочешь ты того или нет, твоё тело каждый раз будет зависеть от того, сколько тебе лет, что ты ел, сколько спал, как давно тренировался, размялся перед боем, долго тосковал или смеялся. Все это
