— Эй! — Рома слегка шлепает меня по щекам, — малышка, ты чего?
— Прекратите ругаться, — шепчу.
Страх на лице Шевцова сменяется улыбкой.
— Так ты нас обманула, хитрюга?
— По-моему, кто-то заслужил знатную взбучку, — рычит Фролов.
— Ну вы же больше не ругаетесь, — обнимаю обоих.
Они, слегка оторопев, в ответ сжимают меня своими огромными ручищами. С этими парнями так тепло и уютно. Даже дома я не чувствую себя такой счастливой и спокойной. Внезапно мобильный в моей сумке начинает разрываться. Отрываюсь от мальчиков и достаю. Ого, от мамы уже шесть пропущенных. Неужели что-то случилось? Отвечаю.
— Привет, мамуль.
— Быстро домой! — ее голос звучит разъяренно, — ты опять с ним?!
— А что случилось? — начинаю дрожать, но стараюсь держать себя в руках.
— То случилось! Твой декан звонил и сказал, что ты сбежала с занятий. Маргарита, это не дело! Быстро домой, нас ждет серьезный разговор!
Декан? Он никогда не звонил маме. Она так громко кричала, ребята слышали каждое слово. Фролов задумчиво глядит на друга.
— Это то, что я думаю? — спрашивает Лёшу.
— Думаю, да. Твоя мама в ярости. Не переживай, мы с этим разберемся, — мажор крепко меня обнимает.
— Мне нужно домой, — лепечу бесцветно.
Взбучки от мамы обычно очень жесткие. Наверняка посадит под домашний арест или типа того.
— Рома, у тебя есть фен? — спрашиваю его.
— Откуда у него… — ржет Алекс, но Фролов поднимается и идет к шкафу.
Достает совсем новенький, хоть немного устаревший фен и протягивает мне.
— От мамы остался. Не могу выбросить.
— Спасибо, — беру и иду сушить мокрые после душа волосы.
Алекс вызывается меня проводить. Я с радостью соглашаюсь, не хочется одной ехать в метро. Когда дома разъяренная мама, мысли весьма мрачные. И совершенно никуда не хочется.
Одеваюсь, с опаской поглядывая на брюнета. Он же не спускает глаз с меня. Как же тянет к нему! Не выдерживаю и льну к крепкому телу.
— Я подожду снаружи, — говорит Алекс и выходит.
Вдыхаю аромат этого парня и понимаю, что выбрать ну никак не получается. Я влюблена в обоих одновременно.
— Ты хочешь стать его девушкой? — цедит Рома.
— Да, — отвечаю честно.
— Ясно.
— Но и твоей хочу, — бурчу, тыкаясь носом в его плечо, — я не понимаю себя, Ром. Какая-то ненормальная…
— То есть когда ты говорила, что мы оба тебе нравимся, это не было способом меня просто успокоить?
Слышу, как часто бьется его сердце.
— Нет.
— Ясно. Мои чувства к тебе не изменятся, — шепчет он, — и ты не ненормальная, Рит. Мы со всем разберемся.
— Спасибо. А теперь, прошу, ложись и отдыхай. Ты ранен…
— Херня, — он целует меня в макушку, — напиши, как приедешь.
Выхожу, когда на улице уже темнеет. Алекс курит у подъезда. Он выглядит задумчивым. Мы молча идем к метро. Я чувствую себя странно. Изменницей, непостоянной и ветреной девчонкой.
— Прости, Лёш, — говорю ему.
— За что? — Шевцов берет меня за руку.
Такая холодная у него ладонь! Сжимаю, отчаянно желая отдать хоть немного тепла.
— Я не подумала, что стоит сказать тебе…
— Да у меня с батей беда. Я бы не смог приехать раньше. Ты молодчина.
Молча идем дальше.
— Рит… — он явно не решается спросить.
— М?
— Вы с Фроловым… Пока меня не было… ну… были близки?
Резко краснею, вспоминая, что творил со мной Рома в ванной час назад.
— Понял. Слушай, — когда мы подходим к метро, он резко разворачивается и обнимает меня, — будь моей девушкой Рит. Не для защиты от университетских сплетен. А потому что я так хочу… Сука…
Гляжу на него, не в силах понять, почему этот уверенный парень вдруг стал заикаться.
— Короче, я в тебя влюбился. Тащусь как кот от валерьянки. Мечтаю о тебе ночами. Вчера дрочил три раза…
Вспыхиваю, потому что прохожие очевидно все слышат.
— Лёш… Не кричи так…
— Нет, молчи. Давай я с твоей мамой поговорю, все ей объясню. Чтобы она не подумала…
— Я сама с ней поговорю. Слушай… Лёш. Все сложно и… Вы оба мне дороги и нравитесь. Не будет ли ошибкой сказать тебе «да»? Хочу, чтобы Рома узнал о том, что случилось между нами вчера утром. Это будет честно.
— Понятно. Хорошо, как скажешь.
Мне очень приятно, что такие мальчики испытывают ко мне чувства. Но я запуталась. И видимо, мне необходимо время. Мы быстро добираемся до моего дома. На прощание Лёша нежно меня целует и уходит. А я шагаю навстречу катастрофе…
Захожу в квартиру и сразу чувствую гнетущую ауру. Мама на кухне, готовит ужин. Разуваюсь, стараюсь храбриться и прохожу в комнату. Однако, зайдя внутрь, вижу, что нет ни пакетов с вещами, ни моего мишки. Куда она все убрала?
Зверею и врываюсь на кухню.
— Куда ты всё дела?! — кричу с порога.
— И тебе привет, Маргарита, — она откладывает нож и разворачивается, — где ты шлялась?
— Я…
— С мужиком своим была?
Не узнаю маму. Она сейчас выглядит такой чужой. Озлобленной. Знаю, что после ухода папы ей пришлось пройти через ад, но… Кажется, что ее опека меня душит. Чувствую себя совершенно беспомощной.
— Да, — отвечаю тихо, — я была с Алексом. У его друга случилась беда.
Врать маме не хочу и не буду.
— Твоя учеба — вот беда. Раньше ты так себя не вела.
— Где мои вещи? И мишка? Куда ты их дела? — вопреки тому, что пытаюсь храбриться, глаза предательски увлажняются.
— Выкинула, — отрезает мама, а я не верю своим ушам.
— Как ты могла… Это моё! — голос дрожит, не могу справиться с нахлынувшими эмоциями.
— Здесь нет ничего твоего Маргарита, — лед в голосе матери режет без ножа, — окончишь учебу, трахайся с кем вздумается. Только в подоле не вздумай принести.
— Как ты можешь так говорить? Да, Лёша мой парень! Но он внимательный! Позволяет мне учиться, балует! Я нравлюсь ему!
— Тело твоё ему нравится. Разговор окончен. Завтра после занятий сразу домой!
— Нет, — пищу едва слышно, пытаясь набраться храбрости, — Нет! Это моя жизнь и ты не лишишь меня ее лишь потому, что тебя однажды бросили!
Выплевываю жестокую фразу и вылетаю из кухни. Обуваюсь и бегу к мусорке. Я не позволю меня сломать! Даже маме! Никто больше не посмеет указывать, как мне жить. В темноте роюсь и под кучей дурнопахнущих пакетов нахожу своего мишку. Кто-то порвал ему ушко.
