конструкцию широкий пояс, к нему присоединились топик с запа́хом и треугольной вставкой из сетки под грудью. Рукава сделали пристежными: плечо обернули чем-то жёстким, хорошо держащим форму, обшитым всё той же плотной зелёной тканью, от середины плеча до середины предплечья шёл «фонарик» с узкой манжетой.
Модельер посмотрел, кивнул, велел Эктори покрутиться, а когда она послушно выполнила указание, сказал:
— Работа не закончена, а мне уже нравится!
Он взял лист чего-то, похожего на толстую фольгу, жестом отогнал швей, предупредил Эктори, что ей следует замереть, если она хочет остаться целой, приложил к талии лист, аккуратно продавливая всей ладонью, выгнул по форме, взял второй, сделал тоже самое, прочертил на них что-то, вырезал ножом немного странной формы, больше похожим на перо для письма. Собрав из полосок корсет прямо на Эктори, спаял, пройдясь по краям светящимся камнем, прикреплённым к деревянной рукоятке, завязал спереди, шнуровку прикрыл двумя сильно вытянутыми треугольниками, объединёнными в одну деталь, закрепив их на маленькие крючочки. По бокам к корсету привязал два выгнутых треугольника и ещё один сзади, сформировал из них ещё одну юбку, похожую на те, что обычно надевают под платья, для придания им необычной формы. Спереди к корсету пристегнул висюльку в форме капли с парой бусин, на длинной цепочке, продемонстрировал её Эктори, сказал:
— Сумочка, госпожа. Сейчас Вы с господином Корэром и нести что-то самой необходимости не имеете, но мы помним, как Вы любите подобные мелочи.
Эктори улыбнулась, прикинула, что такую вещицу можно потом в Академии таскать: сунуть в карман или на пояс повесить, а то медальон, конечно, меньше, но приметнее. Спросила в нетерпении:
— Всё?
— С платьем — да.
Услышав это, Гэо повернулся, шагнул к Эктори, уточнил:
— Пошли уже? Господин Советник…
— Терпение, дружище! Даме нужно сделать причёску, а Вы сходите за обувью для неё, не может же быть, чтобы юный Император об этом не позаботился.
— Юный засранец он, — в шутку пробурчал Гэо, — идеи у него, и не объяснишь, что от его идей у других сплошная морока, ибо, — Гэо надул губы, слегка опустил уголки вниз, передразнивая вечно печальное выражение лица Хафэра, — «Это приказ, сам назвался моим слугой», — махнул на модельера рукой, вышел.
Модельер шепнул Эктори: «Не обращайте на него внимания, бывают у него скачки от слепой преданности, до вот этого», протянул ей руку, извинился, что позволяет себе подобную вольность, но так будет проще.
Эктори кивнула, протянула ему руку, шагнула следом в дверной проём, не сопротивляясь.
Они переместились, но совсем не так, как это произошло, когда шли с Хафэром по быстрым путям или уж тем более совсем иначе, чем с помощью терминалов — это было гораздо проще, словно бы они и правда просто прошли через дверь, но лёгкое беспокойство сил миров всё же ощущалось, хотя оно, как успела заметить Эктори, всё время, что она находилась в городе, проникало везде и всюду, но на этот раз затронуло и её.
Девушка — хозяйка небольшой по сравнению с другими помещениями, комнатушки, в которой они оказались, кивнула Модельеру в знак приветствия, вежливо поклонилась Эктори.
Эктори ответила таким же поклоном, отведя руки за спину.
Модельер шагнул вперёд, выставив перед собой букет из пышных золотых цветов, обратился к, судя по обилию всяких ножниц, зеркал, заколок, шпилек, париков и накладных прядей, парикмахеру, произнёс:
— Позаботься о волосах госпожи Ар, она как-никак лицо Империи, и новый эталон для наших красавиц!
Парикмахер печально вздохнула:
— Я уж думала, в любви объясняться будешь, а ты весь в работе.
— Если хочешь, расскажу, как люблю свою работу, — предложил Модельер, посмеиваясь.
— Уволь.
— Сама понимаешь, ничего у нас не выйдет, за девсы ходов надоесть друг другу успеем, так что…
— Не болтай, я тоже люблю свою работу, так что не мешайся со своими цветами.
— Это не тебе. Это госпоже Ар, в волосы.
Парикмахер кивнула, забрав букет, положила на стол. Усадив Эктори в кресло, принялась расчёсывать её белые волосы, потом неожиданно спросила, с искренней надеждой в голосе:
— Вам как всегда? Ведь так? Пожалуйста, скажите, что да.
Эктори, растерянно кивнув, взяла посмотреть один из цветков, он оказался шпилькой, искусно выполненной из золотой фольги, положила обратно. Слегка повернувшись к модельеру она спросила:
— А как это Вы гнули мягкую фольгу, а корсет теперь твёрдый?
Тот вскинул брови, сказал:
— Раньше Вы таким не интересовались, а ведь это можно было использовать и для Ваших целей. В общем, гоузерт очень удобный металл. После воздействия на него в определённой концентрации Четвёртым элементом в сочетании некоторым количеством других, он становится очень податливым, его можно гнуть, немного сжимать и растягивать, лепить из него, правда не получится… А потом воздействуешь Третьим и, опять же, в сочетании с другими, и он опять становится твёрдым. Я, правда, прошёлся только по краям и стыкам, но и этого хватит.
С возросшим интересом, Эктори спросила:
— А в какой пропорции надо сочетать энергию?
— Вижу, у Вас очередная идея.
Он взял чистый листок, написал на нём, протянул Эктори. Она прочла про себя, постаралась запомнить, восхитилась:
— И это Вы сами придумали?
— Нет, конечно. Мне госпожа ЭВиА рассказала.
Эктори, вскинув брови, посмотрела вопросительно. Модельер продолжил:
— Она была не только одной из создателей миров, но и женщиной, и это, пожалуй в первую очередь. Сильно она любила корсетники. У меня есть даже мысль, что гоузерт она придумала в первую очередь для этого, а уже потом наши умельцы заметили его чудные качества и стали делать из него оружие и прочие безделушки.
Парикмахер усмехнулась, она явно не верила, что её друг был знаком с самой мироздательницей, хмыкнула:
— Мысль у него… А чего не спросил, раз знаком был?
— Да я спрашивал, но у неё времени не было, дела.
— Старик — усмехнулась парикмахер.
— А сама-то — крутила косы ещё когда врата в Миры мёртвых стояли, а старшего из братьев госпожи и в планах не было, — модельер кивнул на Эктори.
Она вздрогнула, незаметно покосилась на модельера, рассчитывая ещё хоть что-нибудь узнать по выражению его лица, но не смогла ничего понять.
— Даже не упоминай о господине Эко̀ре, — шикнула парикмахерша.
— Почему нет? Он помер потому, что слишком много на себя брал. Навряд ли кто-то воскресал дважды! А я не из тех дураков, что готовы были пойти
