href="ch2.xhtml#id3" class="a">{3}, наблюдавший за ходом стычки, пришел в восторг от боевых качеств белокожего. Когда того, угрюмого и запыхавшегося, подвели к начальнику, саял внимательно оглядел его и произнес короткую фразу, которую Герреро не понял. А фраза была простая: «Будешь обучать наших воинов...»
У каждого города-государства майя было предостаточно врагов. Неприятелями считались все те, с кем не заключен союз. Основной добычей боев были люди – будущие рабы. Вооруженные отряды патрулировали окрестности, но и сами эти отряды иногда становились добычей соседей. Главным соперником Чактемаля, куда попал Герреро, был город Чакалаль.
Герреро уже хорошо знал вооружение здешних солдат. Профессиональный интерес как-никак. Да и оружие-то немудреное. Украшенные перьями топоры с длинной рукояткой, копья, палицы да дротики, с большой ловкостью метаемые специальным рычагом, который они называли атль-атль. Герреро подумывал, не попробовать ли изготовить какой-никакой арбалет, но быстро сообразил, что без хорошего кузнеца да и вообще без железа – пустая затея. А его любимый толедский меч лежит сейчас на дне вместе с их злосчастной каравеллой. Ладно, будем довольствоваться тем, что есть.
Оружейные приемы, приемы рукопашной схватки – это Герреро знал превосходно. Но важнее было другое: превратить группы воинов в войско, научить их взаимодействовать в бою, правильно нападать и обороняться, уходить от противника и преследовать его. Язык теперь пришлось осваивать как следует. И когда в одно из обычных своих посещений, перед уходом, саял Начан-Кан бросил ему короткую фразу, Герреро его понял. Фраза означала: «Завтра ты сам поведешь их».
На рассвете вражеский патруль из двадцати воинов вышел из города Чакалаль и двинулся по кромке мильпы{4}. Они шли вдоль невысоких деревьев, на которых висели большущие темно-зеленые груши. Это были удивительные плоды: плотная темно-зеленая шкурка, а внутри, вместо сладкой грушевой мякоти, – порция сливочного масла, заключавшая в себе единственную громадную косточку. Впрочем, для воинов Чакалаля ничего удивительного в тех грушах не было. Они высматривали вражеских солдат, всегда готовых напасть на поля, отобрать урожай, увести людей. И те появились. Совсем недалеко от границы мильпы и джунглей. Видимо, уже успели пересечь посадки. Их было мало, не больше десятка. Конечно же, бросились удирать, завидев грозных воинов Чакалаля, но те были уже слишком близко. Вражеский отряд спешил укрыться в высоких посадках маиса среди деревьев, но от патруля так просто не уйдешь. Настигли, окружили... Но что там за крики? Откуда взялись эти новые воины? Прятались в джунглях, с двух сторон от этого места. И тут их с полсотни... Битва была недолгой. Патруль в полном составе попал в плен к людям Чактемаля.
Победителей с почетом встретили в городе. Впервые удалось захватить столько пленных сразу. Городская знать хотела услышать подробности. Начан-Кан пришел со своей молодой дочерью Зазиль-Ха. Девушка не отличалась той статью, что мгновенно покоряет в женщинах Севильи или Гранады. И лицо не назовешь красивым. Широконосая, как большинство здешних женщин. И все-таки, глядя на нее, Герреро с удивлением отметил, что впервые смотрит с симпатией на кого-то из местных жителей.
Когда Герреро заговорил, Зазиль-Ха начала вовсю улыбаться, а потом расхохоталась с очаровательной непосредственностью. Отец очень сердито взглянул на нее, она тут же перестала хохотать.
– Он так смешно разговаривает!
– Если тебе так смешно, будешь сама учить его языку, – отрезал Начан-Кан.
Зазиль-Ха немного погрустнела, но недовольство ее явно было напускным. Ей ведь и самой было интересно пообщаться с пришельцем из-за моря. Он, наверно, много чего может рассказать о своей стране и о заморских чудесах. Сама-то она дальше Косумеля не путешествовала{5}.
* * *
Они поженились через год. До того Герреро сделали богатую татуировку, проткнули нос и уши. Волосы надо лбом ему выжгли, а те, что остались, он завязывал теперь в тугой узел на темени, оставляя сзади длинную волнистую косу. Борода давным-давно потеряла прежнюю форму и свешивалась спутанными локонами. Шею и грудь украсили ожерелья из обсидана, уши – тяжелые круглые серьги из яшмы. Словом, Герреро был неотразимым женихом.
На том месте, где поженились андалузец Гонсало Герреро и дочь предводителя одного из городов майя Зазиль-Ха, и посейчас справляют свадьбы «в стиле майя». Но не верьте всей этой мишуре, господа! Мы не знаем, как выглядели тамошние обряды полтысячелетия назад. Те свадьбы, что справляют сейчас на Юкатане – не более, чем красивый спектакль. Мы даже не знаем, сколько лет было тогда жениху и невесте. Можно, однако, утверждать с уверенностью: то не была свадьба по принуждению. Они были молоды, и они любили друг друга. И первая брачная ночь у них, безусловно, была...
И побежала, закрутилась обычная каждодневная жизнь. Зазиль-Ха, как и положено женщине, работала по дому, ткала и шила одежду, готовила еду. Герреро, как положено мужчине и военачальнику, занимался делами города-государства, планировал и осуществлял походы. Постепенно из мелких воинских отрядов, что покрывали себя негромкой местной славой в мелких стычках с соседями, образовалась настоящая армия. Здесь была воинская иерархия, здесь была стратегия войн и тактика боя. Был даже свой военный флот. Пусть не было пушек, но лучники, высадившиеся на чужих берегах, умели утверждать власть и силу Чактемаля. Соседние города-государства спешили заключать с ним союзы. Город богател и разрастался. Герреро пришлось припомнить все, что он знал из военной инженерии. На окраинах государства стали строить форты и сторожевые башни.
Менее чем через год родился сын Гвакамац. Еще через два года – дочь, а потом опять сын. То были первые метисы на американском континенте.
И такая жизнь продолжалась семь лет.
* * *
В конце февраля 1519 года армия Фернандо Кортеса в составе пятисот восьми пехотинцев, шестнадцати конных рыцарей, тринадцати аркебузиров, тридцати двух арбалетчиков, ста матросов и двухсот рабов высадилась на острове Косумель. Никто из них не знал языка местных жителей. Когда испанцы увидели, как на возвышении в храме богини Ишчель приносят в жертву воинов из соседнего племени, они пришли в ярость и разрушили храм. Как водится, захватили десятка два-три местных жителей: рабы всегда пригодятся. А поскольку в те времена еще не было принято обращаться к обращенным в рабство по номерам, испанцы знаками просили новоиспеченных рабов назвать свои имена. Шестнадцатилетний смуглый юноша сказал по-испански: «Me llamo Alom» – «Меня зовут Алом».
«Откуда ты знаешь испанский?» – спросили его. «Меня обучил вашему языку один из наших рабов. У него белая кожа, как у вас, и густая борода. Сейчас он работает в другом поселении».
Когда юноша привел
