class="p1">Все хорошо.
Но когда кладу пальцы на ремень безопасности, по телу проходит неприятная колючая дрожь. Как будто кто-то выше предупреждает, что как только я отстегну себя от кресла - исполнится каждый мой страх. У меня даже ладони сводит судорогой, стоит попытаться нажать на кнопки.
— Давай помогу, - Макс уже отстегнулся и наклоняется ко мне, чтобы освободить меня от плена ремней.
Благодарю его кивком.
Но не могу сказать ни слова из-за вставшего поперек горла кома.
И встать на ноги тоже не могу - хоть самостоятельно, хоть с тростью.
— Планетка, посмотри на меня.
Его голос, хоть и звучит приглушенно, все равно как будто не оставляет шансов на непослушание. Ужасно стыдно, что вот сейчас Меркурий точно поймет, что со мной происходит, увидит, какая я на самом деле трусиха, и вместо женщины, готовой идти с ним до конца, он увидит какую-то размазню.
Но когда мы встречаемся взглядами, он только улыбается и спокойно говорит:
— Я никому и никогда не дам тебя в обиду. Ты мне веришь?
— Да, - отвечаю я.
Спокойнее не становится, потому что мой страх - не от недоверия ему, а от образов из прошлого, в котором Олег уже безнаказанно делал мне больно. И тогда между ним и мной не было никакой преграды. Что помешает мужу сделать это снова?
— Я не дам ему достать тебя, - как будто читает мои мысли Макс. Хотя, наверное, они слишком очевидны.
Снова киваю и мы, наконец, поднимаемся со своих мест.
Выходим из самолета, сливаемся с толпой. Я, как он и учил, пониже натягиваю бейсболку и накидываю сверху капюшон. Мы пересматриваемся - и Меркурий ободряюще подмигивает. Хотя мы оба прекрасно знаем, что моя маскировка не имеет значения, потому что во всей большой веренице пассажиров только я одна иду с тростью. И если по какой-то ужасной причине Олег действительно здесь - он давным-давно меня узнал и заметил. Осознание этого заставляет оглядываться в поисках его фигуры, но ее нигде нет. Хоть в чем-то мы на равных - я тоже легко его узнаю, потому что рост всегда выдает Олега среди остальных.
Меркурий забрасывает руку мне на плечо. Это все бутафория - я почти не чувствую ее веса, но со стороны мы наверняка похожи на немного странную влюбленную парочку: большой брутальный качок и хромая недоросль.
— Малыш, я понимаю, что тебе страшно, - склонившись к моему уху, шепчет он, - но, пожалуйста, потерпи еще немножко.
— Я в порядке, - зачем-то вру.
Мы проходим паспортный контроль, и я даже слегка вздрагиваю от непривычки слышать повсюду родную речь. А когда спускаемся на эскалаторе вниз, выходим на улицу и прыгаем в припаркованную рядом машину Макса, наконец, выдыхаю. Слишком громко.
«Думаешь, я тебя не найду, девочка?»
Голос Олега в голове звучит так явственно и четко, что я резко оборачиваюсь. Кажется - он прямо сзади, может запросто схватить меня рукой, и как только это случится - я пойму, что все на самом деле было просто сном, и я снова полностью в его власти.
Но сзади никого нет.
Только бумажный пакет с логотипом в виде сочной булочки, и из него приятно пахнет свежей выпечкой. Меркурий говорил, что все предусмотрел и попросил знакомого подогнать его машину как раз к нашему приезду. Но, видимо, предусмотрел не только это.
В пакете - два стаканчика с кофе и четыре больших плюшки с банановой начинкой. Я тут же жадно вгрызаюсь в одну зубами, пережевываю и чувствую себя немного лучше. Поистине, еда творит чудеса. Даже с перепуганными дурами вроде меня.
Когда Макс выкручивает на дорогу, я протягиваю ему ломтик вкуснятины и он, изображая рык, хватает его зубами. Пищу, потому что он почти успевает сцапать заодно и мои пальцы.
Обстановка разряжается.
Слава богу.
Хотя почти всю дорогу мы едем почти не разговаривая. Я только пишу Алёне, что вернулась и что все хорошо. Но сестра тут же меня набирает, хотя времени уже почти час ночи. Но это ведь Алёнка - она и правда мне больше мать, чем мама.
— Только не говори мне, где ты! - сразу предупреждает она, даже раньше, чем здоровается. - Если буду знать, куда он тебя спрятал - точно прискачу в гости, чтобы потискать свою любимую сестренку.
Мне не нравится ее потухший голос, который она маскирует под эйфорию от радости моего возвращения.
— Что случилось? - Я перекладываю телефон к другому уху. Стыдно, что сейчас сестра снова скажет какую-то отвратительную новость и все это будет выглядеть так. Будто и ее я тоже перекладываю на Меркурия.
— Не сейчас, - пытается отвертеться Алёна, но я настойчиво требую сказать мне правду как есть. Она тянет, но, наконец, говорит: - Я продала машину, и мы с Сергеем взяли кредит под квартиру, и…
— Этого недостаточно, - заканчиваю за нее.
— Коле стало хуже, - продолжает сестра. - Ему нужны какие-то новые капельницы, и все это… Господи, всей суммы не хватит даже на неделю.
Даже вкусная теплая булочка со сладким сливочным кремом внезапно становится на вкус как туалетная бумага. Кладу ее обратно в пакет.
Это вообще когда-нибудь закончится?
Мне противно от себя самой, потому что я не знаю, что мне на все это говорить. Я приеду? Я помогу? Попытаться как-то объяснить, почему вместо того, чтобы сразу из аэропорта ехать в больницу и пытаться что-то сделать, я трусливо бегу совсем в другую сторону? Это будут просто ничтожные оправдания - мы обе это понимаем.
— Ты не должна здесь появляться, - требует сестра, и мне становится еще противнее. - Поняла? Я поэтому тебе и звоню! Не смей здесь появляться!
— Он не оставит вас в покое, - говорю почти шепотом, хотя это все равно фиговый листок - Макс и так все прекрасно слышит. - Ты же знаешь, зачем он все это делает.
— Я знаю, что не готова менять сестру на племянника! - выкрикивает Алёна - и впервые за много лет я слышу в ее голосе дрожь и слезы. - Я не готова приносить тебя в жертву, поняла?! И если нужно выбирать, то лучше… пусть…
— Скажи ей, что нужно подождать пару недель, - говорит Макс - и я слишком резко поворачиваю голову в его сторону. Он все так же пристально смотрит на дорогу перед собой, как
