— Это она? Слеза Бригиты?
— Да. Древний амулет. Говорят, очень сложный в изготовлении.
— Я где-то слышал о нём. Может быть, читал? Совсем недавно…
— У Патрика много книг, — пожала плечами Эллифлор. — Теперь я одна из них. Живая и неживая. Глупая и умная. Вся моя жизнь состояла из противоречий, и смерть оказалась ничуть не лучше.
— Но всё же это лучше, чем исчезнуть навсегда?
В свои годы Элмерик редко думал о смерти, но теперь решил, что предпочёл бы не умереть с концами, а стать призраком, как леди Эллифлор.
— Кто знает? — на её побелевшее лицо вернулся лёгкий румянец. — Говорят, те, кто уходит в Аннуин к Хозяину Яблок, однажды рождаются вновь. Почему бы бабушке Линаджил не воплотиться в своей маленькой тёзке? Может, где-то в волшебной стране уже родилась крошечная саламандра Лораэнни с очень вспыльчивым характером? Может, я сама стала бы дождём над моими любимыми маковыми полями? Или мхом на серых камнях юга?
— Скажите, а правильно ли я понял, что Энника-младшая… — Бард запнулся, не зная, как продолжить, чтобы Эллифлор не оскорбилась.
— Моя племянница и дочь Флориана? Так и есть. Я не знаю, что у них там произошло. Почему всё держали в тайне, и почему он не признался даже мне.
— Сколько ей уже? И где она сейчас?
Эллифлор подняла взгляд к потолку, словно считая в уме.
— Четырнадцать. Она чудное дитя. Каллахан отвёз девочку в наш замок, чтобы её воспитывали родные бабка и дед, и пообещал Флориану, что приведёт её сюда, на мельницу, когда той стукнет пятнадцать.
— И мастер Флориан на это согласился?
— Да, хотя затея пришлась ему совсем не по душе. И чем ближе Имболк, тем больше он сожалеет о своём решении.
— Его можно понять. А что с Линаджил?
— Ей всего шесть. Вряд ли мы увидим её скоро. Детям на мельнице не место.
Бард чувствовал, что ответы его собеседницы становятся всё короче, и осмелился задать последний вопрос:
— Но почему вы так и не признались Каллахану? Разве можно быть уверенным, что тебе ответят, когда даже не пытаешься спросить?
Призрак взмыла над столом, её щёки полыхнули от возмущения.
— Мне кажется, вы забываетесь, юноша. Спешу напомнить, что я всё же леди! И мне не пристало говорить о своих чувствах с кем бы то ни было. Прошу, не заставляйте меня жалеть о моей откровенности. Я рассказала всё это не для того, чтобы вы сплетничали у меня за спиной.
— Нет, что вы… Я и не думал…
— Вы вообще мало думаете. Вам стоит делать это почаще. Иначе вы плохо кончите. Знаете чем?
— Чем?
— Тем, что я вас придушу, если Каллахан хоть что-нибудь узнает. Ясно?
— Яснее некуда, — Элмерик был уверен, что леди призрак не шутит.
— Тогда на сегодня урок окончен. Не могли бы вы, пожалуйста, отнести мою книгу в залу? Хочу полюбоваться на огонь в камине и обрадовать малыша Риэгана, если он всё ещё там.
— Кстати, а кто он вообще такой? Почему мастер Каллахан говорит с ним, как отец с сыном, хотя по крови они явно не родичи? Почему все болтают, как старые друзья, но в воздухе чувствуется напряжение? А Олли Счастливчик, кажется, немного побаивается этого Риэгана. Это явно неспроста.
Увы, поток красноречия Эллифлор на сегодня иссяк.
— Всему своё время, — леди призрак приложила палец к губам. — Вскоре вы всё узнаете. А пока помните, что терпение — добродетель достойнейших.
Глава седьмая
— Найдётся минутка, артист?
Элмерик вздрогнул и едва не выронил книгу, услышав это обращение. «Артистами» называли друг друга члены гильдии.
— Конечно, мастер Оллисдэйр. Я всегда к вашим услугам.
— Премного благодарен за бдительность, — рукопожатие пожилого менестреля было крепким — аж кости хрустнули. — Думаю, тебя можно будет повысить в ранге на следующий год. И, разумеется, достойно наградить. Ах, какой славный день! Судьбоносный, можно сказать…
— Не уверен, что заслуживаю награды…
— Конечно заслуживаешь! — Счастливчик продолжал с энтузиазмом трясти его ладонь, улыбаясь до ушей. — На следующем собрании гильдии я скажу так: каждый должен брать пример с этого достойного юноши, что разоблачил негодяя, спрятавшегося в доме у добрых людей. Завтра я увезу преступника в столицу, а то ваш мастер Каллахан не слишком гостеприимен. С другой стороны, он совершенно прав: время — золото. И уж коли мы управились так скоро, пора бы и честь знать.
— Но, возможно, я ошибся! — Элмерик зажмурился. — То есть, я уверен, что ошибся. Джеримэйн не виноват.
Он ступил на шаткую дорожку, с которой при всём желании не удастся сойти чистым, не запятнав себя ложью. Что ж… да будет так.
— О нет, ошибки быть не может. Ты что, не слышал? Недавно взяли самого Рори. Этот негодяй сбрил бороду, представляешь? Но его всё равно узнали, скрутили и отдали заплечных дел мастеру. Вскоре он сам сдал всю банду. Даже тех, кто ему пиво подливал и выносил по утрам ночную вазу, припомнил: и в лицо, и по именам. Твой Джеримэйн тоже был в списке. Мы знать не знали, как искать младших подручных, — разлетелась мелочь по миру, как осиный рой. И тут так кстати пришло твоё письмо…
— Какое ещё письмо?!
Элмерик повернул голову и обмер: на лестнице стоял Джеримэйн. Давно ли он был там и что именно успел услышать, бард понятия не имел. Но, судя по побелевшим губам и напряжённым пальцам, вцепившимся в перила — достаточно…
Бросив на барда презрительный взгляд, он тихим голосом уточнил у мастера Олли:
— Верно ли я понял, что Длинная Борода получил по заслугам?
— Именно
